взирала природа, большей частью характерная для наших широт. Сосновый бор с землей, усыпанной ковром из хвои. Светло-голубая поляна незабудок, тянущихся к небу насыщенного синего цвета. Гроздь рябины, укрытая воздушной шапкой снега.
Приблизившись к незабудкам, я ощутила прикосновение легкого летнего ветерка, а от рябины, напротив, повеяло холодом. Даже если я не проработаю здесь долго, этого зрелища достаточно, чтобы с лихвой окупить все мои старания и последующие переживания. Словно я бесплатно побывала в совершенно невероятном музее.
– Что скажешь? – осведомился Брик привычно равнодушным тоном, подбирая с пола какую-то очередную тряпку.
Тогда мне впервые подумалось, что за его видимой бесстрастностью непременно должно скрываться что-то еще, ведь не может же художник столь безразлично говорить о собственном искусстве. Впрочем, если копнуть глубже, с какой стати его должно волновать мнение такой, как я? Я ведь не его коллега, не искусствовед, не известный коллекционер. Более того, во мне нет ни капли той красоты, которую Брик, судя по его работам, чрезвычайно ценил и необыкновенно тонко чувствовал.
– Это… Это сказочно, – еле слышно выдохнула я.
Он мимолетно, но все же улыбнулся, после чего мы приступили к работе.
Оказалось, что на тот момент оман работал одновременно с тремя проектами. Два полотна были заказаны клиентами, еще одно он писал для собственного удовольствия и в перспективе планировал ехать с этой картиной на одну из наиболее престижных выставок страны. Необходимость распыляться, тратя время и силы на три работы, немало раздражала Брика, но выбора не было. И везде срочно требовались архитекторские расчеты.
Два из них я закончила за первые несколько часов. К вечеру оставался лишь третий проект, но тут дело застопорилось. Штука в том, что художник и сам был не уверен, как точно должна выглядеть будущая картина, постоянно менял расположение раскидистой ели и шпиля замка на набросках и никак не мог подобрать вариант, который устроил бы его на сто процентов. Мои же схемы напрямую зависели от результата этих поисков. В итоге над набросками и расчетами мы работали параллельно, стараясь совместными усилиями выявить оптимальную версию.
За окнами стало темнеть, и я все чаще смотрела на часы. Без десяти семь, а Брик и не думал закругляться. Семь. Семь ноль пять. Я напрягалась все сильнее. Напоминать художнику о времени не хотелось, но дома меня ждал пес, которого необходимо было вывести на прогулку. Он с самого начала очень прилично себя вел, всегда терпеливо дожидаясь выгула. Вечером мы выходили в половине седьмого – семь. Теперь, учитывая, что добираться с работы домой мне предстояло около получаса, прогулка передвигалась на тридцать минут вперед, однако я ожидала, что пес поначалу немного потерпит, а потом перестроится на новый режим. Но заставлять его ждать еще дольше…
Теперь я смотрела на часы чуть ли не каждую минуту. Время текло медленно, а Брик с головой ушел в наброски. Карандаш