её практически неуязвимой. Они всего-навсего касаются лишь вещей. Я поясню, но прежде вот что произошло.
Забыться легче всего в работе и, памятуя о том, мы вскоре по ее приезде помогли Тамаре устроиться продавцом в магазинчик, открытый одним из талдомских предпринимателей в нашей сторожке у въезда в «товарищество». Все были несказанно рады этому новшеству – хлеб, молоко, одним словом, «полный ассортимент», и под боком! Но радоваться пришлось недолго. На купца, как говорят нынче, «наехала группировка», он, видимо, по неосторожности, отказался платить дань, и однажды средь бела дня к избе подкатила «иномарка» с четырьмя бандитами, и те принялись громить нашего любимца, нашу гордость, нашу продуктовую лавку, уже снискавшую себе славу в окрестных селениях. «Боевики» при этом явили миру истинно русское непотребство: вспарывали мешки с сахаром, били бутылки, переворачивали бидоны, топтали заморскую дорогую снедь и в заключение всё полили бензином, приготовляясь устроить показательный фейерверк.
Но не успели. Наша бедная Томочка прибежала в слезах. Я только видела, как Митя рванулся на огород, в следующую минуту он мчался к воротам.
Он расстрелял их всех. Несколько автоматных очередей вспороли тишину, над сторожкой задымило, взметнулся огонь. Когда мы, сбросив наконец вызванное шоком оцепенение, прибежали туда, уже рухнула крыша, и только пламя гудело и потрескивало, и пахло жареным. Дмитрия нигде не было видно, мы поторопились уйти, чтобы не возбуждать любопытства. На пожар начали стекаться люди.
Следствие, как нам стало известно позже, не смогло идентифицировать четыре обгоревших трупа, а ставшее бесхозным авто оказалось краденым. На дознании в РОВД Тамара, по её словам, «прикинулась дурочкой», твердила только: «Четверо на машине в масках!», плакала и жаловалась на свою несчастную судьбу.
Дело, как водится в таких случаях, скоро закрыли.
Некоторое время нас не покидало ощущение нереальности, какого-то напряжённого ожидания – имею в виду себя и мужа, Лорочка уехала в Москву в надежде, что Митя там, дома. Но дома его не оказалось. Дети притихли. Когда это всё случилось, их, к счастью, поблизости не было, Антону просто сказали, что папу вызвали на работу, и он срочно уехал. Иван понимающе усмехался и ни о чём не спрашивал.
Возвращаюсь к своей теории. Хорошо бы назвать её «вещизм», но если память не изменяет мне, этот термин уже пристраивали к месту борцы с «мещанством» в советские времена и ещё, кажется, какие-то литераторы, пытавшиеся «овеществить» самого человека. Поэтому оставляю пока явление неназванным – его от этого не убудет. А для примера возьму снова тот же «калаш», столь искусно закопанный Дмитрием на огороде, что смог быть выхвачен в одну секунду. Мы говорим: сродниться с вещью – это значит поместить в неё часть души, часть жизни, привязать к её материальности целый мир воспоминаний, и каждый раз, беря в руки,