а я смотрю на эту стенку и говорю, что она – красная, кто возьмется доказать, что мы находимся в одном месте? Как это вообще возможно доказать?
– Ну, положим, я понимаю, что ты имеешь в виду. Парение мыслей над множественностью миров. Но…
– Честное слово, эта стена – зеленая, – невинным голосом напомнил Яку.
– Ну… А вот что! Что бы ты ни утверждал, физические приборы зарегистрируют пребывание нас обоих в одном месте.
Яку сокрушенно вздохнул.
– Что за мода, – безнадежно протянул он, – какой-то бездушной коробке доверять больше, чем честному слову порядочного человека?
Яку натянул куртку, подхватил рюкзак, звякнувший во всю мощь трех латунных бубенцов, и отправился домой.
Огромная луна царила в небе, заливая потоками бледного света редкие рваные листья, промокшие стволы деревьев, хлюпкую жижу на булыжной мостовой, угольно-черные лужи. Было совсем не холодно и безветренно, влажный воздух казался приятно теплым.
Яку нес на лице растерянную улыбку: в скольких мирах живет он сам, кто бы посчитал… Хотя, конечно, физические приборы сколько угодно могут регистрировать его безотлучное пребывание в этом единственном мире, где у него есть дом, работа, друзья, любимые…
Но когда шаман совершает свои полеты – разве соплеменники не видят его глазами так же ясно, как всегда? А он не здесь, он – не здесь.
Яку понимал, что называться шаманом ему – редкостная наглость и самозванство. Какой же он шаман – без бубна? Но, но, но… Уж слишком все сходилось.
Начать с того, как его загоняли. Вот как.
***
Ночь. Поэтому темно. Поэтому страшно.
Одеяло – единственное спасение, нос наружу, остальное упрятано в плотный кокон из ваты и сатина. Иногда хочется открыть глаза и убедиться, что в комнате нет никого, кроме тебя и темноты, но открыть глаза нельзя. Ты знаешь, что кто-то есть. Ты ощущаешь присутствие, нечто, нависающее над тобой, неподвижное, внимательное. Оно не тронет тебя, если ты будешь лежать тихо, почти не дыша, не шевелясь и не открывая глаз. Оно совсем рядом, оно почти касается одеяла, и ты слышишь его даже не кожей, а внутренней поверхностью кожи. Оно не уйдет, не отступится. Но если ты потихоньку заснешь, утром его уже не будет. Спи. Но оно не подпустит к тебе сон.
Складка простыни намнет бедро, рука под головой затечет, зачешется нос. Ты уже почти засыпал, но придется медленно, осторожно высунуть палец и почесать кончик носа, сдвинуться ниже, медленно-медленно вытянуть руку вдоль туловища, опасаясь нарушить целостность ватного кокона, внутри которого жарко и влажно, но так безопасно. И снова замереть. И почти уснуть. Но даст о себе знать естественная гидравлика, и ты будешь мучиться и терпеть, пока возможно и еще чуть-чуть.
А потом – панически быстрым движением выкинуть руку в темноту, с трудом найти кнопку ночника, покрываясь холодным потом. Лампу под потолком включить, чтобы свет попал в коридор, из-за угла нашарить ладонью выключатель, пройти