густые толпы, что мутило от запаха пота, смешанного с парфюмом.
Путешествие в подобном потоке ощущалось как принудительный группешник, организованный в горячем цеху – люди, вынужденно прижимаясь друг к другу, наступали на ноги, кричали и дышали в лицо. Наглая чёрная мамаша с малышом въехала сзади мне в кроссовку детской коляской так, что чуть не переломала задник. И кабы не кроссовка, сделала бы это с моими берцовыми костями, да ещё и гавкнула на незнакомом гортанном наречии.
Судя по одежде и боевой раскраске, она работала проституткой и для отмазки таскала ребёнка по Таймс-скверу. В толпе пестрели её коллеги с колясками, разодетые со всей мощью гарлемской эстетики, ведь тётку с коляской сложно замести за проституцию, а права крошечного ребёнка, которому пора спать в такую поздноту, полицию не интересовали.
Клиентов искали здесь не только проститутки – фильтруя поток, трудились стаи зазывал, ростовых кукол, рекламных ряженых, попрошаек, проповедников, мошенников и карманников. А тысячи открывших рот туристов разглядывали лампочки, рекламные вывески, экраны, табло и снимали этот мусор на фото и видео, словно перед ними Акрополь или Тадж Махал. Да ещё стояли в очереди к ни к чему не приставленной культовой Красной лестнице.
Мы продирались сквозь толпу: бритых наголо и с гривой по пояс, в ковбойских шляпах и в чёрных очках ночью, в спортивной одежде и в лохмотьях, в «военке» и в джинсе, в деловых костюмах и фраках, в блёстках и в домашних халатах, в бикини и в чадре, в кипах и фуражках, в ботфортах и в балетках, везущих чемоданы на колёсах и несущих рюкзаки, орущих в пристёгнутый микрофон телефона, анорексичных и клинически толстых, обкуренных и пьяных, жующих и пьющих на ходу.
Максимальное число лампочек сияло вокруг вывески Макдоналдса. Оформленный алой тканью вход подсвечивался с опереточной щедростью, а возле него стояла шеренга чёрных по пояс голых культуристов, на которых облизывалась толпа женщин и завистливо озиралась толпа мужчин.
Они рекламировали стероиды, вели себя как стриптизёры, и, видимо, ими и были. Ведь США – единственная в мире страна, где мужской стриптиз, признанный «профессией» в конце семидесятых, популярнее женского. И мне это, как феминистке, приятно.
Туристические справочники уверяли, что Таймс-сквер – сконцентрированная энергия Нью-Йорка, но на деле это одуревшие туристические толпы, фотографирующие рекламные щиты. И если колонизаторы завладели землями, впарив индейцам бусы, ножи и безделушки, то нынешних туристов ловят на те же самые «бусы и безделушки», делая это совершенно буднично.
Выбравшись из щупалец Таймс-сквера и 7-й Авеню, я даже напомнила мужу скабрезный анекдот про американского биолога. Скрестив светлячка с, извините, лобковой вошью, он представил это на учёном совете, и коллеги спросили: «Зачем вы столько лет работали над совершенно бессмысленным проектом?» А биолог ответил: «Представьте себе холостяка. Ночь, одиночество, депрессия, суицидное настроение; поднимает