говорят! – вскрикнул Даритай, угрожающе поднимая кулаки. – Дай тебе сказать одному человеку, так завтра весь курень знать будет. Никому ни звука! Поняла или нет?
– Поняла, – обиженно поджала губы Шазгай и, не дожидаясь, когда они тронутся, пошла в юрту.
– Болтлива не в меру, – досадливо морщась, жаловался Даритай, выезжая из айла. – Никак не могу приучить держать язык на привязи. Ну, какой стороной поедем?
– Давай по берегу Онона, заодно в реке искупаемся, себя освежим.
XIII
За рекой Шуус началась безводная степь. Редкие тропы, еле угадываемые в сухом ковыле, пересекаясь, расходились по разным сторонам, намечая пути к родникам и колодцам. Изредка попадались каменистые русла пересохших рек, заросшие степной травой. Далекие горы, низкие, как сопки, серыми гребнями курились в знойной дымке. Под ними, на склонах и низинах бродили тысячные стада дзеренов. Здесь, в стороне от пастбищ для скота и вдали от людей, их было, казалось, не меньше, чем комаров на ононских озерах. Они паслись, разбредаясь бескрайними тучами или, сбиваясь в длинные, тесные косяки, руслами шли по своим неведомым путям, скрываясь за гребнями далеких увалов.
Есугей, оставшись наедине с сыном, давал ему последние наставления перед разлукой. Короткими вечерами, полеживая на потнике у скудного костра, попивая нагретый на дневной жаре айрак, он говорил:
– В наше время надо надеяться на себя и на друзей, а не на родственников. Друзей человек выбирает сам, как охотник выбирает собак. Каких друзей изберешь, так и проживешь свою жизнь. Сородичей человек выбирать не может, они такие, какие есть. Тайчиуты наши родственники, но их вождь Таргудай мне враг. Кереиты чужие, а их хан Тогорил – мой анда. Если я уйду к предкам, за помощью ты пойдешь к чужаку Тогорилу, а не к соплеменнику Таргудаю. Тогорил мне кое-что должен, а он из тех людей, которые помнят добро. Но знай, что он человек расчетливый и не любит слабых. Надо показать ему свою силу и что-то дать, только тогда он будет тебя уважать. Ни на кого из наших, если говорить прямо, нельзя положиться так, как можно положиться на Тогорила. Хутугта умен, но слаб духом, Бури Бухэ силен, но слаб умом, а про других и говорить нечего…
Есугей замолчал, старательно обдумывая что-то, и потом добавил:
– Про Тогорила скажу еще, чтобы ты знал. У кереитов есть свой бог, а онгон этого бога – две палочки, скрепленные поперек одна на другой, – Есугей показал Тэмуджину, скрестив два указательных пальца. – У Тогорила на шее висит такой серебряный онгон. Когда с ним о чем-то договариваешься, то смотри за ним: если он поцелует этот свой онгон, то можешь быть уверен, что он выполнит обещанное…
– Это у него такая клятва? – спросил Тэмуджин, удивленный неслыханным обычаем.
– Это самая крепкая клятва у кереитов: целовать онгон, который они носят на шее – две скрепленные палочки.
Тэмуджин, отмечая про себя, что отец в последнее время часто говорит с ним как со взрослым, наполнялся приятным чувством своего достоинства. Выпрямив спину и по-взрослому сдвинув брови, он сурово смотрел на огонь, время от времени