который попытался бы несмотря ни на что увести божественную колесницу – в круговерти воинских подвигов, совершаемых под Троей тысячами героев каждый день в течение десятка лет, мог найтись безумец, возомнивший себя неуязвимым, – волшебные кони Афины могли в случае необходимости и сами постоять за себя.
Нет, не ради охраны упряжки приказала ему Афина оставаться поблизости. Гермес вспомнил, с каким удовольствием произносила она слово «выщиплю», и невольно содрогнулся. Да, лучше бы дядюшку Посейдона не подвела память (с тех пор, когда он вместе со златокудрым Аполлоном строил эту стену, минуло немало времени), а его самого – не изменявшее ему почти никогда везение. Иначе ему несдобровать: сестра страшна в гневе.
Оставшись одна, Афина отступила на несколько шагов вглубь рощи, укрывшись за густым кустарником. Она вонзила копье в землю на добрый локоть, а сама опустилась на надломленное в полуметре от земли и лежащее, словно скамья, дерево, в котором еще теплилась его зеленая жизнь.
Занимался рассвет. До появления колесницы бога Солнца Гелиоса было еще далеко. Но небо уже посерело, как будто в его черноту припустили немного молока. Звезды потускнели и растворились, словно утонув в бесконечной глубине небосвода.
Покрытые густым ельником отроги Иды громоздились слева от прекрасной богини. Вековые деревья зубчатыми стенами вздымались на фоне накатывающего рассвета. Рядом, с неумолчным и грозным шумом, нес свои воды бурный Ксанф. Могучая стена, вздымавшаяся ввысь, сложенная из огромных, небрежно отесанных каменных глыб, неподвластных человеку, перечеркивала весь пейзаж. За ней, на холме пылал город. Там, вдалеке, еще слышались звон мечей и крики. Но исход сражения был ясен уже тогда, когда глубокой ночью Афина, прихватив с собой Гермеса, покинула улицы Трои. Город пал. Свершилось то, что предсказывала эта бесноватая дочь Приама, то, чего столь долго добивались Афина и Гера, оскорбленные выбором Париса, то, чему так долго противилась златокудрая Афродита, сумевшая вселить приязнь к троянцам даже в жестокую душу своего супруга Ареса.
Смертные, они считают себя равными богам. Но только до той поры, когда разгоряченная от битвы и омытая кровью предшествующих жертв медь вонзится в их слабую плоть. Только тогда в их глазах появляется мудрость, которой им так не хватало на протяжении их скоротечной и чаще всего абсолютно бессмысленной жизни.
Даже этот кудрявый и проворный ахеец – Афина почему-то не хотела даже в мыслях называть его имя, чтобы невольно не выдать себе самой необычную для ее сурового характера привязанность, – даже этот царь Итаки, прозванный хитроумным… Сколько пришлось повозиться, чтобы втолковать ему, что нужно делать. И этот конь… Только она могла придумать такое. Иначе еще неизвестно, сколько лет пришлось бы ахейскому воинству осаждать неприступные стены Трои. Она могла позволить себе подождать. Но вот люди… Они устали от кочевой жизни, от караулов и вылазок, от битв и погребальных