приспособиться к окружающим, запомнил все имена, прозвища и погоняла, кто за что сидит, и кто чем занимался там, на свободе. Контингент здесь был разный: таджики-наркоторговцы, которые в один голос кричали: «Мы не барыги, нам подкинули!», простые мужики, по пьяни, случайно или нет, убившие кого-то, ребята немного моложе меня, грабившие ради дозы героина или куража, как Руся. Был и настоящий криминальный элемент, закоренелые преступники: бандиты, крадуны – точно определить их расположение в воровской иерархии я еще не мог. Таких, по моим наблюдениям, в камере было двое: Вова Домик и Витя Большой. Если с первым мы быстро нашли общий язык, и я даже пробовал шутить, то с Большим мне познакомиться не удавалось. Не сказать, что он избегал моего общения, или я боялся подойти к нему, но вот как-то не складывалось – то ситуация не позволяла, то настроение не располагало.
Родители привезли мне передачу, большой тридцатикилограммовый мешок. В нем было все: новое постельное белье, мягкие полотенца, необходимая одежда, зубная щетка, паста, кружка, чашка, ложка, разные консервы, колбасы, сыры, сладости и самое главное – сигареты и чай. Мы сразу накрыли на стол. Заварили литровую кружку чая, в глубокую тарелку насыпали слоеное печенье, конфеты и мягкие земляничные пряники. Когда чай заварился, мы встали вокруг стола и начали разливать его по кружкам.
– Дай Бог здоровья родным и близким, спасибо, что нас не забывают! – сказал Домик и, сделав глоток чая, потянулся за пряником. Лишь после этого все накинулись на сладости: не успевая прожевывать, набивали рот печеньем, другой рукой пытаясь развернуть конфету. Я старался не отставать, а когда тарелка опустела, и весь чай был выпит, мы закурили.
– Легкие что ли? – воскликнул Руся и оторвал половину фильтра.
Я чиркнул спичкой и прикурил. Как будто затянулся воздухом, дыма я не ощутил. Уже привык, так быстро. Я мысленно усмехнулся и начал отрывать фильтр.
######
Можно ли убежать от прошлого? Забыть все и начать жизнь с чистого листа? Очень сомневаюсь. Прошлое терпеливо. В самые неожиданные моменты оно будет пронзать твою память острыми воспоминаниями, а на чистом листе твоей, как ты думаешь, новой жизни будут появляться грязные кляксы, которые ты ничем не сможешь смыть.
Дни пролетали незаметно. Кого-то возили на следственные действия, кто-то уже начал судиться и после недолгого отсутствия привозил с собой либо кучу радостных эмоций и большие надежды, либо сдержанное отчаяние и смиренный потухший взгляд. Девять с половиной лет строгого режима получил Алиджон – таджик с кривым подбородком, впалыми щеками и всегда немытыми волосами. Он громко ругался на смеси таджикского и русского со своим земляком, а то и с самим собой. Судя по обрывкам фраз, которые я смог понять, он винил во всем своего подельника, который наговорил на суде много лишнего. В тот день, когда его заказали на лагерь, и он в ожидании сидел на клетчатой китайской сумке, куря одну за одной, «робот» разморозился и в камеру завели новенького. Это был среднего роста темноволосый человек неопределенного возраста с глубоким взглядом.