заботливость. Любой женщине может стать плохо на улице или в магазине, и сразу же орды доброхотов: «С вами все в порядке? Позвать врача?»
– Вот здесь, – открывая дверцу, Лидка сунула парню в руку смятую бумажку. Вышла под знаком «Остановка запрещена», благо милиции поблизости не оказалось.
«Папа, а ты всегда переходишь дорогу на зеленый свет?» Давно, тысячи лет назад Славка ерничал, провоцируя Андрея Игоревича, тогда еще живого, спокойного, надежного…
Дом Зарудных сохранился полностью. Его пощадили подземные толчки, на него не упал горящий вертолет, его не опалило небесным огнем и не накрыло метеоритным обвалом. Даже, говорят, некоторые стекла остались целы…
Лидка вошла в знакомый подъезд.
Будку консьержа давно убрали. На освободившемся пространстве стояли все те же коляски – плетеные, клеенчатые, красные, синие и цветные. Пока что в элитарном доме – сумятица и теснота; лет через пять с домом начнут разбираться. Кого оставить, кого – в новостройку…
Лидка позвонила у входа. Три раза, как и было условлено. Дверь открыл Славка; в нос ударил все тот же запах сохнущих пеленок.
В бывшей зарудновской квартире обитали сейчас четыре семьи с тремя младенцами. Славка с Клавдией Васильевной жили в кабинете Андрея Игоревича; Зарудная нигде не работала, Славка нигде не учился. Андрей Игоревич оставил им некоторую сумму на страховом счету – пока что на жизнь хватало. Если это можно назвать жизнью.
Славка зарос неопрятной щетиной. Одет был в неопрятный спортивный костюм и столь же неопрятные тапки. Глаза воспаленно блестели. Нехороший блеск, подумала Лидка.
– Когда ты в последний раз выходил на улицу?
Славка махнул рукой:
– Проходи…
Просторный коридор, голые стены. Зато в кабинете – не развернуться, сюда стащили и собрали мебель и вещи, которые не удалось продать. Один архив, уложенный в картонные ящики, образовывал башню почти до потолка.
Лидка огляделась. Клавдии Васильевны не было в комнате. Славка опередил ее вопрос:
– Мама на кухне. Лид, она переезжать хочет.
– Куда? – механически спросила Лидка.
– В пригород. В двухкомнатную… Потому что нас все равно здесь не оставят. Дом-то ведомственный…
В голосе Славки была самая настоящая боль. Он здесь вырос. Это его дом. Каждая половица помнит погибшего отца. Переезд – новая потеря…
– Слава, – сказала Лидка самой себе непривычным, очень взрослым голосом. – Новый цикл – новая жизнь. Ты детей-то заводить думаешь? Или копаться будешь три года, как Бедная Анна?
– Как кто? – тупо спросил Славка.
– Классику читать надо, – сказала Лидка, довольная хотя бы тем, что удалось отвлечь его. – И побрейся. Смотреть противно.
Славка отвернулся:
– Будешь смеяться… Вчера этот Ретельников приходил, то же самое сказал слово в слово. Смотреть, говорит, противно. Я и говорю – не смотрите, я вас в гости не звал…
– Какой Ретельников? – спросила теперь уже Лидка.
– Толстый, –