няня пришла в ужас от моего вида. Куда ни посмотри – везде дрались, я никогда такого не видел в Малине. Меня снова выволокли из клуба и посадили в полицейскую машину. Но на этот раз я ничего не сделал, так что спокойно сидел и ждал, пока полицейский начнет говорить.
– Ну, как ты, нормально? Что там случилось? – спрашивал он.
– Нет, не нормально, я расстроен, – отвечал я. – Мне безразлично, что происходило там. Я знаю, что произойдет дальше: ваш сержант пойдет в тот паб, осмотрится, вернется, и меня снова осудят за драку.
– Не-е-е, не осудят, все будет хорошо, – сказал коп. – Я же вижу, что тебе врезали.
Когда сержант вернулся, он вызвал из машины того полицейского, чтобы поговорить с ним. После разговора коп подошел ко мне и уверил, что все будет хорошо.
Я сказал, что мне нужно в больницу, чтобы там взглянули на мое лицо. Вот так: я снова сидел на заднем сиденье полицейской машины, правда, на этот раз – без наручников. Мы поехали, потом остановились, они высадили меня на обочине, посветили фонариком в лицо и решили, что везти меня нужно в полицейский участок для оказания первой помощи, а уж потом – в больницу.
Когда мы доехали до участка, сержант окинул взглядом мою физиономию и спросил у копов, почему они как можно скорее не отвезли меня туда, где оказывают медицинскую помощь. Меня снова посадили в машину и повезли в больницу, где я, конечно, должен был оказаться первым делом. Медсестра взглянула на мой глаз и сказала, что мне очень сильно повезло, так как стекло прошло мимо него. В конце концов область вокруг глаза мне залепили лейкопластырем.
Потом меня снова повезли в полицейский участок в Эклсфилд, недалеко от Колли-Парка, где играла в футбол команда «Анвила». Наконец полицейские решили, что не будут предъявлять мне никаких обвинений, и отпустили домой.
Сейчас-то, анализируя тот период моей жизни, вижу, что я потерял путь, не знал, чем себя занять. Тогда же я чувствовал, что все хорошо: зарабатываю, играю в любимый футбол, занимаюсь другими видами спорта. Да и, наконец, я тогда просто смеялся. Смеялся, не заботясь о том, что будет. Сейчас же замечаю, что был необузданным, мне не хватало цели в жизни.
Все упиралось в желание стать профессиональным футболистом. Но ведь осуществление такого желания занимает уйму времени, да к тому же у меня не было четкого плана. Ничто не могло заполнить во мне ту бездну, которая образовалась после решения «Уэнсдей» исключить меня. Я был потерян, я догадывался об этом, но не осознавал полностью.
На этом этапе я пытался пойти в армию. Думал не только о военной службе, но и о том, что смогу там заниматься спортом. Я знал, что Гай Уиттингем, игрок «Уэнсдей», сначала тоже был военным.
Так вот, пошел я в призывной участок в Шеффилде и начал заполнять форму. И тут увидел вопрос про судимости. Очевидно, что нужно было говорить правду, все равно бы это проверили. Поэтому обвел «Да» в кружочек. Я честно рассказал, что случилось, но мне все равно отказали в призыве. Сейчас было бы нелепо представлять