жизней, сломанных судеб! Уничтожались лучшие люди. Прошедщие ГУЛАГ вспоминают, что нигде не встречали столько высокообразованных, воспитанных, порядочных, духовно независимых людей, как там. Не было им места в той системе. – Он вновь встал и зашагал по остановке. – При Сталине могли посадить за что угодно. За дворянское происхождение, за опоздание на работу на несколько минут, за подобранные на поле колоски, за приверженность генетике, за хвалебный отзыв о зарубежной технике, за знакомство с иностранцами, за анекдот о Сталине, за то, что не донесли о таком анекдоте. – Он говорил взволнованно. Его пальцы нервно подрагивали. – Могли посадить «по подозрению в шпионаже». Это официальная формулировка. Вы только вдумайтесь! То есть официально признавалось, что человека могут осудить без доказательства его вины, только по подозрению. Неужели вы действительно хотите, чтобы это все вернулось? Как может не вызывать негодования такое попрание справедливости, здравого смысла, милосердия, всех человеческих норм? – Лысый окинул взглядом всех присутствующих. – Ну как? Как? – Он вопрошал со страдальческими нотками в голосе. – Это выше моего понимания!
– Мужик, сядь, а? – пробасил Вадик. – Не мельтеши.
Лысый сел. Порывистым движением зачем-то снял и снова надел очки. Помолчал. И заговорил снова.
– Я вижу лишь одно объяснение. Сердца сталинистов так жаждут любить Сталина, что они остаются глухи к доводам рассудка. Скажут себе: «Все сфабриковано», и отметают проблему. И со спокойной совестью любят Сталина. И не хотят вдуматься, насколько смехотворно такое утверждение. Хорошо, пытки-то на следствиях – чудовищные пытки – вы же не будете отрицать?
– И здесь нет доказательств, – покачал головой седой.
– Как нет? – воскликнул лысый. Он хотел вскочить, но сдержался. – А шифротелеграмма тридцать девятого года за подписью Сталина? В ней он подтверждал, что пытать можно, что пытки разрешены с тридцать седьмого года.
– Фальшивка. При Хрущеве состряпали.
Лысый беспомощно развел в стороны руки.
– Даже не знаю, что сказать… Всегда в тупик становлюсь, когда оппонент отказывается признавать очевиднейшие факты. Что-то похожее испытываю, когда мне пытаются доказать, что человек произошел не от обезьяны. Хорошо, а тысячи свидетельств, воспоминаний тех, кто через пытки прошел? Что же, они тоже это все придумали? Ну это же несерьезно – такое отрицать. Эта мерзкая практика – избивать, пытать подозреваемых – у нас до сих пор не изжита. С этим-то вы не станете спорить? Вот вам страшный отголосок сталинизма!
Девушка села на скамейку лысого, на самый край.
– Значит, так надо было, – твердо сказал седой. – Сталин все делал для укрепления страны. Надо понимать, какая тогда, до войны, обстановка была. Страна находилась во враждебном окружении. Была угроза нападения. Поэтому Сталин хотел обезвредить пятую колонну. Жесткие меры были необходимы.
– Этими жесткими мерами Сталин лишь ослабил страну… Жесткие меры… Достоевский писал,