И про то, что их надо развести посильнее, тоже напомнил. А уж опыта ковки у местного кузнеца было гораздо больше, да и набор напильников имелся. Особо Николай напомнил о цементации, но тут приходилось положиться на волю случая, поскольку больших экспериментов с науглероживанием и закалкой кузнецы еще не проводили. Правда, в первый же день после их разговора об укреплении железа углем Любим заказал у гончара очень высокие кувшины с широким горлом для пробного науглероживания клинков, но их еще не довелось испытать.
Сам же Николай в свободное от физической работы время пытался нарисовать двухэтажную конструкцию и сопутствующие механизмы, предназначенные для распиловки бревен на доски. С одной стороны, необходимо было наладить легкую подачу очищенных от ветвей деревьев, чтобы при этом распил шел под весом самого бревна, а с другой – хотелось бы поднять сам механизм повыше, чтобы многочисленные опилки не засоряли проход, а падали вниз на первый этаж, где их можно было гораздо легче убрать.
В любом случае дела понемногу двигались, а вселенские часы отсчитывали секунды, минуты, часы и подталкивали историю вперед. Эти часы разрешали делать все, что угодно, но спустя некоторое время вели спрос по полной программе. Ах! Вы не успели? Ну что же, значит, успели другие, и на скрижалях истории будут записаны их имена, а не ваши… Тик-так, тик-так, тик-так…
«Ой-ой-ой, голова моя садовая, как же я лопухнулся так?» – Иван покачал головой, подперев ее руками. Находился он при этом вместе с Ишеем и воеводой около уреза воды на берегу Ветлуги, присев на высохшую корягу, выкинутую на берег весенними водами. И вроде ничего не предвещало для него такого удара судьбы. Сидели, ждали отяков, время как раз подходило к условленному сроку встречи. Болтали ни о чем, точнее, о разных разностях, выспрашивая друг у друга, как живут в княжествах и ханствах, подробности быта разных племен, расположение земель, кто чем и под кем живет и дышит, кто из сильных мира сего более могучий. До той поры, пока Ишей не обмолвился о странных гостях к сотнику Ибраиму, после которых тот и засобирался сюда в поход.
Иван еще ранее договорился с воеводой, что буртасец идет ему в долю и считаться будет вольным человеком. Тот даже махнул рукой – делай, мол, что хочешь, в своем праве… Доля твоя всяко побольше будет, чем один басурманин. О другой добыче с тобой еще людишки будут рядиться, а вот полоненных буртасов им по избам в качестве холопов никто не даст разобрать. С теми еще придется решать что-то, а пока пусть поработают на благо общины. Что им делать? Так тебе и твоим сотоварищам лучше знать, только ответ за них держите, вот и все. Поэтому Иван пленного десятника с племянником оставил на болоте в помощь Николаю, сказав им, что как только те отработают свое, так он и отпустит их. Сколько же это по времени займет, он не знает, но в ближайшее время выяснит. Десятник покивал и только поинтересовался напоследок, не заставят ли его здесь принимать христианство, если он решит остаться