жизнь моя состояла не из одной работы. По воскресеньям мы с утра ходили в церковь, а вечерами я практиковалась в чтении газеты, которую всегда покупала в Пензансе, когда по четвергам ездила туда на рынок. Муж гордился тем, что я умею читать и писать, и, наверное, был бы полностью удовлетворен своим вторым браком, если бы отношения с сыновьями складывались лучше.
У него было пятеро детей, но трое средних умерли в детстве, и выжили только старший и младший. Джосс был на одиннадцать лет младше Джареда, поэтому они были не слишком близки, но старший для младшего всегда был примером, и он принимал его сторону при любых семейных раздорах. А тот, конечно, не смог простить отцу женитьбу на мне.
Через полгода Джаред женился на дочери фермера из Мадрона, и мой муж, радуясь, что атмосфера в доме наконец-то разрядится, отдал ему приданое его матери – ферму, расположенную вверх по долине, которую они прежде сдавали в аренду. Это был простой каменный коттедж, а прилегающую землю покрывали холмы, сложные для обработки, но Джареда устроило то, что давало ему независимость. Он сразу же переехал в коттедж и стал всячески избегать встреч с отцом.
Вскоре его примеру последовал Джосс, который переехал к брату. В отличие от Джареда, который был любимчиком Джона-Хенри, Джосс и раньше не ладил с отцом. Это был угрюмый, сложный подросток, который возненавидел меня сразу же. Я совсем не жалела о том, что он покинул наш дом, но чувствовала себя виноватой в том, что мое появление разобщило семью. Муж молчал, но я знала, что он упрекает себя за то, что не увидел в интересе ко мне Джареда большего, чем просто мимолетное увлечение, и не предусмотрел печальных последствий нашего брака для себя и сыновей.
Закончился четвертый год моего замужества, и я уже привыкла к положению жены фермера. Я с нетерпением ждала ярмарки по случаю праздника Тела Христова в Пензансе, по случаю приходского праздника в Сент-Джасте и по случаю праздника урожая в Зиллане, я даже с радостью готовила угощение по случаю окончания сбора картофеля. Я перезнакомилась со всеми жителями деревни, от фермеров до шахтеров, от кузнеца до ломового извозчика, и, хотя никогда с ними близко не сходилась (потому что меня всегда считали чужой), все же как-то общалась с их женами и детьми.
Все, что меня окружало, стало казаться менее чуждым и даже начало ласкать глаз. Мне нравился большой холм, который поднимался к замку Чун, прямоугольная башня зилланской церкви, расположенная на пустоши, каменный моторный цех шахты Динг-Донг на гребне холмов на востоке. Но больше всего я полюбила ферму Рослин, ее облагороженные временем кирпичи, просторные комнаты, солидность темной, тяжелой мебели. Я любила каждую неровную каменную плиту в маслобойне, даже решетчатые окна гостиной, которые было так тяжело мыть. Летом я их открывала, и запах шиповника проникал в дом, подгоняемый мягким теплым ветерком с пустоши, а в кустах жимолости жужжали пчелы. Я наслаждалась этим; душа моя успокоилась. После многих лет борьбы я наконец обрела свой дом. Он был мне особенно дорог, потому