когда он уйдет. Годы приучили меня к невероятному самоконтролю, но даже с его помощью мне не удавалось преодолеть чувства, которые я испытывала тем летом. Я терпела до июля и однажды в среду, когда он уходил, сломалась и заплакала.
– Я не вынесу, если ты уйдешь, – всхлипывала я. – Я этого не вынесу… я слишком тебя люблю… я хочу всегда быть с тобой… – Я сказала все то, что женщина не должна говорить мужчине. Выдала все чувства, в которых умная женщина не должна признаваться любовнику. Я выплеснула все. – Разве ты не можешь приходить каждый день? Я не перенесу новых расставаний и долгих часов без тебя.
– Джанна, дорогая… – Лоренс был смущен и расстроен. Хотя он и был очень проницателен, но до того момента явно не догадывался, насколько сильны мои чувства. – Если бы я знал, что ты так страдаешь…
– Меня расстраивает каждый час, когда я тебя не вижу! – Я была настолько подавлена, настолько потеряла самоконтроль, что крикнула: – Разве мы не можем пожениться? Я была бы тебе хорошей женой: я научусь быть леди, говорить без акцента… я не опозорю тебя…
Я остановилась. Повисло ужасное молчание. Но даже прежде, чем я почувствовала ужас от того, что наделала, он сказал тихим, несчастным голосом:
– Я не могу на тебе жениться. Мне надо было сказать тебе с самого начала, но я думал, что ты и так все знаешь. Я не разведен. В глазах закона, не говоря уже о церкви, я все еще женат.
Я смотрела мимо него. На каминной полке стояли часы, которые он мне подарил, стрелки показывали половину пятого. Маленькие, симпатичные деревянные часики с римскими цифрами, прорисованными черным по белому циферблату. Впоследствии я часто вспоминала, как смотрела на эти бесстрастные, мирно тикающие часики, отмеряющие время бесстрастными, успокаивающими стрелочками.
– Прости меня… если бы я знал, что ты начала думать о браке…
И он принялся объяснять, что жена не давала ему повода для развода, что развестись только на основании того, что он с ней не живет, невозможно, но я его почти не слышала. Прошло много времени, прежде чем я смогла произнести:
– Пожалуйста, Лоренс, не думай больше об этом. Я должна извиниться за то, что вела себя так глупо. Ты, должно быть, думаешь, что я сошла с ума.
Если бы он только принял мои извинения и ответил каким-нибудь ничего не значащим замечанием, я смогла бы призвать на помощь все оставшееся у меня самообладание и остатки гордости и все бы было хорошо. Но вместо этого он сказал:
– Джанна, дорогая… милая Джанна…
Жалость в его голосе сломала меня опять, и я зарыдала так, что все мое тело сотрясалось от всхлипываний.
Я прижалась к нему, и он меня поцеловал. От этого до постели было всего три шага, но, даже когда между нами все было кончено, я опять почувствовала, что мне этого мало, и меня опять охватили разъедающие душу чувства.
Все было так, словно ничего не случилось, словно совсем ничего не изменилось.
Через два дня я впервые увидела Марка.
Лоренс,