не было никакого смысла.
И я сказал.
Амнезия
– Что со мной? – спросил Ираклий, и по его взгляду было понятно, что он сомневается даже в нас – настоящие ли мы? – не говоря уже о недавнем прошлом. На лбу у него пухла шишка, формой и цветом напоминая переспелое яблоко, чудом провисевшее нетронутым на ветке до октября.
– Ты как товарищ Бендер, – виновато сказал Андрей. – Попал под лошадь своим породистым грузинским лицом.
– Под какую лошадь?
Выпивать на детской площадке, конечно, не стоило. Но их в Москве стало столько, что ранним вечером в пятницу так легко было найти пустующую. С качелями, каруселями и домиками-теремками. В принципе, мы выпили не на ней, а до нее. Чтобы не переходить границы. И только потом вступили на резиновые плиты, по которым так весело было бегать. Пожалуй, только ранней весной бывает ощущение той детской легкости – когда хочется раскинуть руки как крылья и полететь над землей. Вот и мы бегали, качались на качелях, пытаясь сделать «солнышко». Но избегали каруселей, чтобы не травмировать раньше времени вестибулярный аппарат.
Ираклий бежал быстрее всех. И совершенно напрасно опускал при этом голову. Андрей увидел его слишком поздно, чтобы попытаться затормозить на красивых качелях в форме кареты. Это было как в замедленной съемке. Сначала наш грузинский друг полетел, потом упал. Мы бежали к нему изо всех сил и – стыдно признаться – не сразу сумели справиться с хохотом.
– Тебе надо домой, – сказал я. – Ледяной компресс – и полежать. Лучше – прямо до завтра.
Ираклий смотрел сквозь меня. От этого было не по себе.
– Какое сегодня число? – спросил Андрей.
– Двадцать первое.
– А месяц?
– Четвертый.
Мы переглянулись. Чтобы пожать плечами.
– Вроде нормальный, – сказал я.
Мы довели его до такси, которое стояло неподалеку.
– Давай мы с тобой поедем. Мало ли…
Он отказался и умчался от нас. Я смотрел вслед машине, а когда перевел взгляд, увидел на другой стороне улицы электронное табло на доме. На котором горели три цифры – «21» и «4». И как-то мне это не понравилось. Настолько, что я потянул Андрея за руку и показал в ту сторону. Он посмотрел на табло, потом на меня. Взгляд его был напряженным, как мои мысли.
Дверь в подъезд открылась сразу, пальцы сами вызвонили на клавиатуре домофона знакомый код. А ключ от квартиры никак не хотел поворачиваться в скважине, застрял в ней напрочь.
Ираклий его крутил, вертел. Толкал дверь, пытался чуть приподнять ее, полагая, что ее перекосило и поэтому ключ не хочет открывать замок.
И тут дверь распахнулась. Женщина смотрела на Ираклия так, словно удивлялась, вопрос только – чему именно?
– Извини, Лена, – сказал он жене и шагнул в прихожую. – Меня лошадь сбила. Наверное, поэтому всё не так.
Снял ботинки, прямо в куртке прошел в гостиную и рухнул на диван, желая, чтобы никто его не трогал. Чтобы дали выспаться. Лена повернулась к полуголому мужчине, выглядывавшему из спальни, и приложила палец к губам. Но прежде прозвучало мужское:
– Это