не сразу последовал за ней, занятый дележом добычи. Когда же спустя некоторое время Ролло вошел в уединенное строение, то замер, обнаружив при свете пылающего очага, что Снэфрид склонилась над телом младенца со вспоротым животом.
– Во имя всех богов Асгарда!..[30] Что ты делаешь, жена?
Снэфрид отвела упавшие на лицо волосы. Ее светлые волнистые пряди были испачканы кровью, руки по локоть и даже лицо в крови.
– Разве тебе не ведомо, Рольв, что ничто так верно не предвещает будущего, как внутренности и потоки крови человеческой жертвы?
И, видя, что викинг по-прежнему потрясенно молчит, недоуменно повела плечом.
– Я знаю, что тебе, Рольв, близки взгляды Альвера Детолюбца[31]. Но пойми – это дитя, лишившись родных, все равно погибло бы. А мне была необходима жертва, чтобы заглянуть в будущее.
Она хотела еще что-то добавить, но умолкла, заметив выражение холодного бешенства на лице мужа.
– Если я еще раз доведаюсь, что ты губишь младенцев, Снэфрид, я забуду о том, как много места ты занимаешь в моем сердце.
Он вышел, а финка еще какое-то время оставалась сидеть неподвижно с отрешенным лицом. Потом негромко, лишенным интонации голосом произнесла в пустоту:
– Я подчиняюсь твоей воле, муж мой. Но знай и ты – пока ты следуешь избранному мною для тебя пути, твое сердце принадлежит мне, как нож за голенищем моего сапога.
Да, Снэфрид была уверена в любви Ролло. И хотя в походах он нередко развлекался с красивыми женщинами, среди которых были дочери и жены князей, ей словно была неведома ревность. Она с ленцой наблюдала за тем, как приручал или покупал их богатыми дарами ее муж. Все эти красивые пленницы не казались ей соперницами. Только одна – та, которая была в видениях… А пока ни одного упрека не слетало с ее уст, потому что Ролло, оставив даже самых роскошных наложниц, всегда спешил вернуться к своей валькирии. И их ночи – в палатке ли, на корме драккара или на мягких ложах в захваченных ими усадьбах – были полны страсти и огня, как в первое свидание, когда Снэфрид первая обняла того, кто не убоялся даже гнева конунга Норвегии.
По прошествии четырех лет Ролло выполнил обет, данный матери, и отвез младшего брата в храм Упсалы. Атли за это время вырос, но так и не стал викингом, предпочитая оставаться на драккаре, когда все воины шли в поход. Он не выказывал себя трусом, когда пару раз на драккары нападали с берега, храбро держался и во время морских сражений. Но при дележе добычи его глаза никогда не загорались от вида золота.
Когда же Ролло спросил, хотел бы Атли, как того желала их мать, стать жрецом в Упсале, юноша ответил, что ему это безразлично. Ролло беспокоило, что у его младшего брата вновь начали случаться приступы удушья, порой он даже замечал, как на рукаве Атли, когда тот прикрывал рот, появлялись пятна крови.
В великом святилище в Упсале Ролло отвел брата к жрицам Фрейи, которые славились умением верно предсказывать