копье и тем запустил цепь событий.
– Откуда тебе это известно?
– Ты не единственный, кто сражался с мозговиками, Ахман, – ответил Пар’чин. – Пока ты боролся с оказавшимся в твоей спальне, я бился с его собратом на севере Лощины. Он одолел бы меня, если бы не Ренна.
– Твоя дживах крепка, – кивнул Джардир.
Пар’чин принял комплимент ответным кивком, но глубоко вздохнул:
– Послушайся я ее в прошлом месяце, меня, возможно, не захватила бы со спущенным бидо их тройка. – Он потупился, и аура расцвела краской стыда. – Ахман, они проникли мне в голову. Я не смог их остановить. Рылись в моей памяти, как в помойке. Им больше всего хотелось выяснить, где я нашел метки…
– Подними глаза, сын Джефа, – сказал Джардир. – Я не встречал человека, который сражался бы с алагай ожесточеннее, чем ты. Если их не удержал ты – не удержал бы никто.
Пар’чин вскинул голову, и его аура вспыхнула благодарностью.
– Все вышло не так уж плохо. Пока они копались в моих мыслях, я заглянул в их. Они намерены вернуться в затерянный город и сделать то, чего не сумели песчаные бури за три тысячелетия. Не знаю, боятся ли они раскрытия новых тайн, которые Анох-Сан еще хранит, или хотят обосрать старинных врагов, но собираются выкопать саркофаги и стереть город начисто.
– Мы должны остановить их любой ценой, – заявил Джардир. – Я не позволю осквернить моих предков.
– Не будь глупцом, – отрезал Арлен. – Лишиться стратегического преимущества ради горстки пыльных трупов?
– Это герои Первой войны, неверный чин, – прорычал Джардир. – Они воплощают честь человечества. Я не отдам их на поругание алагай.
Пар’чин снова сплюнул.
– Сам Каджи приказал бы оставить их.
– О, теперь ты берешь на себя право говорить за Каджи, Пар’чин? – рассмеялся Джардир.
– Я тоже прочел его трактат о военном искусстве, Ахман, – парировал Пар’чин. – «Нет ничего дороже победы» – это слова Каджи, а не мои.
Джардир сжал кулаки.
– Ты, сын Джефа, обращаешься к святому писанию, когда тебе выгодно, и быстро объявляешь его вымыслом, когда нет. – (Корона ярко разгорелась.) – Каджи повелел также, чтобы превыше всех прочих мы почитали кости павших на алагай’шарак и не давали их осквернить.
Пар’чин скрестил руки, и кожные метки зажглись в тон короне.
– Давай скажи, что я ошибаюсь. Скажи, что откажешься от возможности сразиться с демонами и защитишь честь пустых оболочек, чьи души давно ушли одиноким путем.
Джардир как-то раз сказал: «Наши культуры естественным образом оскорбляют одна другую, Пар’чин. Если мы хотим и впредь учиться друг у друга, нам придется подавлять обиды».
Аура сына Джефа была однотонной. Он верил в свою правоту, но не хотел за нее драться.
– Ты не ошибаешься, – признал Джардир, – но ты глупец, если думаешь, что я буду праздно стоять и смотреть, как демоны гадят на кости Каджи.
– Я тебя и не прошу, – покачал головой Пар’чин. – Я прошу, чтобы ты, если