хода этого мерзкого абортария вся пустая… выпотрошенная… А она ждала меня на улице с моим пальто и довольной ухмылкой: «Очень тяжело, доченька, я понимаю… но НАДО!» И теперь я сама вынуждена выступать в той же роли. Однако решение было принято, и я не отступлю… Но я чувствовала себя неправой. Это ужасно – чувство собственной неправоты. Я ощущала себя мерзкой тварью… монстром, который будет душить несчастного младенца собственными руками. Все, все в этой истории выходили чистенькими, невинными жертвами – даже моя блудливая кровиночка, которая сидит себе сейчас на диване с ногами, жрет чипсы и слушает музыку через наушники, потому что в школу я ей идти не велела. И только одна я была чудовищем – потому что ВСЕ РЕШАЛА. Но я же решала ЗА НИХ! Потому как сами они не хотели отвечать ровным счетом ни за что. Ни Сергей. Ни Маргошка. Ни даже доктор, которому по инструкции было положено рассказать мне, что ребенок может выжить. Как мне это осточертело… как я устала от всего: проблем, наших запутанных отношений, даже и от самой жизни я, кажется, тоже смертельно устала…
В метро была дикая толчея. Всю дорогу до дома я простояла, снова и снова перебирая, разбирая, прокручивая в голове раз за разом состоявшийся разговор, но вывод снова получался только один: я должна это сделать. Должна, и точка. Господи, я не хочу больше так жить!.. Не МОГУ больше так жить! Я едва не застонала вслух. Жить с мужем, который давно меня не понимает, и с такой же чужой, неразборчивой доченькой… Зачем такие дуры, как я, выходят замуж? И рожают детей? Потому что так НАДО? Оттого что так делают ВСЕ? И куда, интересно, эти ВСЕ едут прямо среди дня? Такое впечатление, что даже в будни никто в городе не работает и не учится! На каждом углу полно пьющих пиво подростков. Они шатаются по улицам, дымя сигаретами, легко спуская деньги, взятые у родителей, – а откуда, интересно, у них возьмутся собственные? Да и моя красавица тоже носит серьгу в пупке и юбку шириной в ладонь, так чего удивляться, что она принесла в подоле? Можно поразиться лишь тому, что она не забеременела раньше… а я, дура, сама покупала ей все эти маечки с вырезами и провокационные шортики! Гордилась своей толерантностью, балда этакая, и радовалась, что деточка одета по моде и не стыдится себя в школе – не то что я сама когда-то!
Дома было все так, как я и предполагала, – только Маргошка вместо чипсов щелкала семечки.
– Ну что? – спросила она, на всякий случай шмыгая носом, хотя я видела, что плакать она не собирается. И даже морду накрасила, а под халатом у нее надеты любимые драные джинсы и свитер.
– Завтра с утра, – бросила я. Разговаривать с ней не было никаких сил.
– А… Ма, я к Лизке схожу?
– Нет.
– Ма… уроки узнать надо.
– Да? – саркастически осведомилась я. – Уроки? Сядешь и будешь решать уравнения? Или сочинение напишешь – «Как я провела лето»? И с кем?
– Я же извинилась… – угрюмо протянула она и тряхнула челкой. – Думаешь, мне самой…
Я не могла уже слушать, видеть, разговаривать. Больше всего