– радиотехника, прикладная физика, в какой-то степени атмосферная физика. Глухов – специалист по новейшей истории, социолог, «Культурное влияние» его – это чистая социология. У тебя – астрофизика и теория гравитации. Я хочу понять, что общего у всех ваших работ. По-видимому, где-то в невообразимой дали времен они сходятся в точку, и точка эта очень важна для нас… для человечества, я имею в виду. – Он снова с аппетитом отхлебнул кофе. – Сверхцивилизация, как я понимаю, это сила настолько огромная, что ее вполне можно считать стихией, а все ее проявления – это как бы проявления нового закона природы. Воевать против закона природы – глупо. Капитулировать перед законом природы – стыдно. В конечном счете – тоже глупо. Законы природы надо изучать, а изучив, использовать. Именно этим я и намерен заняться.
– Глупо, – сказал Малянов. – Глупо! – сказал он, все более раздражаясь. – Зачем тебе в это ввязываться? Ты же уникальный специалист. Ты же лучший в Европе. Они же просто убьют тебя, и все.
– Не думаю, – сказал Вечеровский. – Промахнутся. Пойми, они слишком огромны, они все время промахиваются.
– Откуда ты все это можешь знать?
– Господи, – сказал Вечеровский. – Откуда я могу это знать? Ты видел мою гостиную? Промах! А в прошлую субботу… Да что там говорить! Они лупят меня уже вторую неделю. За мою собственную работу. За мою. Собственную. А вы все здесь совсем ни при чем, бедные мои барашки, котики-песики… Ну что, Митька, я таки умею владеть собой, а?
– Пр-ровались ты!.. – сказал Малянов и поднялся. Он был красен и зол.
– Сядь! – сказал Вечеровский, и Малянов сел.
– Налей в кофе коньяк.
Малянов налил.
– Пей. Залпом!
И Малянов осушил чашечку, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.
– Ты очень спешишь, – сказал Вечеровский назидательно. – А спешить нам некуда. Предстоит работа… Ты все еще никак не можешь понять, что ничего интересного с нами не произошло. Предстоит работа. Долгая. Тяжелая. Скорее всего, грязная. Не один год, а, может быть, сто лет, или тысячу, или миллиард. Опасно? Да, опасно. Заниматься настоящей научной проблемой всегда было опасно. Архимеда зарезали солдаты. Ньютон свихнулся в мистику. Жолио-Кюри умер от лучевой болезни. Научная проблема – это всегда опасно. А тут – настоящая проблема. На всю жизнь.
– Идиот! – сказал Малянов. – Гордыня проклятая, сатанинская… Архимед, Ньютон… Проблему себе отыскал. Здесь детей убивают, а он проблему себе выдумал на миллиард лет вперед.
– Я вижу, они тебя основательно запугали, – сказал Вечеровский, покусывая губу.
– А тебя они не запугали? – спросил Малянов злобным шепотом. – У тебя под твоей проклятой лощеной маской, скажешь, не прячется маленький, голенький, дрожащий человечек?! Когда у тебя в доме бомбу рвали, этот человечек что – не плакал, не рвался под кровать – забиться в угол, закрыть глаза и ни о чем не думать?..
Вечеровский молчал, опустив белесые ресницы.
– Вот они меня запугали! – заорал вдруг Малянов, крутя у него перед носом потной дулей. – Я ничего не боюсь! Но на