ты не поймешь, – Я и сама не знала, как толком объяснить то, что чувствую, – Если я еду к больному мужу, а мне вдруг хочется кофе, то это значит что?
– Что вы не выспались, – мои сотрудники всегда мыслили исключительно рационально.
– Нет! Я бы никогда не рискнула распивать кофеи, если бы с Сережкой действительно происходило что-то страшное, если б он был в опасности. Ну как тебе объяснить, я их очень хорошо чувствую, моих мальчиков, сына и мужа… Я всегда беспокоюсь, места себе не нахожу, когда сын простужается в своем Лондоне… Ну, вспомни же вспомни! Как я ночь не спала, когда у Сережи на работе склад обворовали. Я тогда еще ничего не знала, но уже вся извелась.
– Ага, а инфаркт – это для вас не повод для беспокойства! – укоризненно возразил Колюня и тут же прикусил себе язык.
– Да нет у него никакого инфаркта! А есть, как это, предынфарктное состояние, недостаточность там какая-нибудь, криз сосудистый… Мы же толком не выяснили. Конечно, ты прав, – я заводилась все больше и больше, убеждая, скорее саму себя, чем своего водителя в непоколебимости собственной аргументации, – В общем-то они все хороши, эти болячки… Но НЕ СМЕРТЕЛЬНЫ! Чувствуешь? Вот приедем мы сейчас в Питер, а там уже Сережка нас в приемном покое дожидается, улыбается и собирается домой.
– Вита Витальевна, я вас расстраивать, конечно, не хочу, вам виднее. Кофе так кофе. Но я бы на нашем месте останавливаться не стал. Доедем до Питера, увидим Сергея Тимофеевича живым и здоровым, вот тогда и кофе попьем. Тем более, есть у меня такое, очень сильное подозрение, что за нами хвост.
– Хвост? Какой хвост? – Я завертелась, пытаясь отстегнуть ремень безопасности, – Ты имеешь в виду, что? Что за нами следят? – у меня похолодели кончики пальцев.
– Ну да, следят, пасут… Ведут нас, короче, дорогая начальница. Прямо от поселка и ведут. Я вас расстраивать не хотел, думал, оторвусь, но больно нагло ведут себя товарищи. Или нагло, или по-дилетантски, – Колюня нервно закурил.
– Это Качалов? – ахнула я.
– Судя по тому, что нам сообщили, скорее, не Качалов, а его люди. Самому ему, бедному, сейчас не до слежки…
Черный юмор Колюни меня покоробил. Я рассеяно посмотрела в окно. За стеклом машины по-прежнему мелькали золотящиеся в преддверии настоящей осени березки и сочные, темно-зеленые полотнища сосен и елей. Изредка виднелись то там, то здесь модные коттеджные поселки, но по мере удаления от столицы их все чаще сменяли обычные русские деревеньки, через которые мы пролетали, практически не сбавляя скорость и игнорируя все запрещающие знаки. Я очень люблю трассу на Питер. Но сейчас я пропускала пейзажи внутрь себя, не ощущая ничего, кроме горечи и раздражения. Я влезла с коленями на кресло, развернулась лицом к заднему стеклу и неотрывно следила за серебристым 607-м Пежо, который вертким зверьком, неустанно следовал за нами. Расстояние между машинами не сокращалось и не увеличивалось. Мне вдруг вспомнилось, что совсем недавно я точно так же, оглядываясь, наблюдала, как за черным джипом качаловской охраны змеится хвост черного