был сдать пару контрольных, которые завалил на семинарах.
Еще один долг я схватил у Лафортаньяны. Кстати, мерзкая стерва гнобила всю группу. Ребята с опаской подшучивали над ней в курилке, говоря, что она злая, как собака только потому, что у нее мужика нет. Тогда я не очень понимал, какую связь между собой имеет секс и злость, но поржать любил с ними.
Еще один долг я получил у нашего куратора – Трокосто. Полу-лысый уродец выгнал меня с семинара и поставил «неуд». Я считал, что четыре «хвоста» – это совсем не страшно, это считай – ничего.
У Люца, как ни странно, было лучше, чем у меня – все два долга и оба у Трокосто.
Куратор нас просто обожал и делал постоянные поблажки, что, несомненно, бесило всю группу, ибо у всех остальных было как минимум по четыре долга у него одного. Я бы сказал, что профессор начал жутко лютовать, как только закончились лекции и начались херовы семинары. Одичавший профессор чуть ли не спрашивал, какую бровь он приподнимал вверх, когда рассказывал о стратегии лжи. И если кто-то не знал, какой бровью дернул этот негодяй, то этот «кто-то» мгновенно одаривался издевательской улыбкой и парашей в журнале. Я даже не хочу говорить о том, что случалось с горемыкой, который забыл что-то по предмету. Это было хуже смертного приговора.
Поэтому, увидев в расписании «Учение о лжи (семинар)» студенты долго ругались матом, отменяя все планы на вечер и перлись учить всю ту херню, которую Трокосто вещал нам в течение семестра.
Люц замечательно справлялся с ролью студента-разгильдяя. Он умудрялся цеплять девок, трахаться и пить по ночам, а утром рассказывать Трокосто о том, где надо правильно врать. Мой братец научился совмещать столь ответственную учебу и загулы. Я, честно говоря, удивлялся ему не меньше, чем он сам удивлялся себе. Еще, между усердной учебой и разгильдяйством он успевал драться с братьями брошенок, их парнями, и пару раз даже с отцами. Иногда он получал как следует, что потом пару дней лежал в лежку, а иногда получали его соперники. Во время всей увеселительной жизни брат еще и подрабатывал. Одним словом, Люцифер вел нормальную, студенческую жизнь. Он делал так, чтобы было что запомнить, я, в общем-то, не возражал. Правда, иногда он странно посматривал на Розу.
Роза. Роза. Роза. Конечно, даже не обсуждается – у нее не было ни одного «хвоста», ни одной проблемы. Днем – девочка-ангел, а ночью – дьявольская проститутка в моей постели, сводящая меня с ума, доводящая до дрожи в коленях, до озноба, оглушающая Люцифера своими криками.
Она тоже вела потрясающий образ жизни, настоящей, студенческой жизни, девочка-студентка, девочка-огонь…Моя девочка. Все знали, что мы встречаемся и никто не осмеливался смотреть на нее, как на объект сексуальных фантазий. Но взгляд Люцифера я не мог расшифровать. Ко всему прочему она сама улыбалась брату, но я старался быть спокойным. Твою мать! Я говорил сам себе, что я уверен в ней. Но я видел ее улыбку, посвященную брату. Она была дерзкая и хамская, мол, «смотри, кто ходит рядом с тобой, но хер когда тебе это достанется»!
Люцифер