никак я не вписывалась в благополучный проект построения новой светлой жизни.
Но Витечка вообще очень верил в силу СЛОВА, в его огромные возможности, и, чтобы сделать мою участь не такой безысходной, терпеливо и ласково объяснял про свои сложности:
– Пойми, человек приходит в жизнь сирым и голым, и единственное, чем он располагает, – свобода… Но только осознав это, он делает все возможное, чтобы избавиться от нее – продать, обменять, отдать задаром или с доплатой…
– Витечка, я поняла тебя: ты отдал мне пятнадцать лучших лет свободы с доплатой в виде детей. Спасибо, но я уверена, что не смогу тебе возместить такую щедрость…
– Зачем ты так говоришь? Зачем ты язвишь? – сказал он жалобно и неуверенно добавил: – Нам надо пережить этот кризис – это общий кризис нашей жизни, я вернусь, и все наладится…
– Нет, – сказала я твердо и встала. – Ты не вернешься сюда. Уходи, скоро придут из школы дети…
Резко – ножом по столу – прозвенел телефонный звонок. Я вздрогнула и рванулась к аппарату, полыхнула безумная надежда – Витечка звонит, хочет сказать, что все это глупость, пустые разговоры, мелкие семейные дрязги, расстройство чувств, короткое помрачение ума – он успокоился и едет домой.
– Слушаю!
– Здравствуйте! Мне нужна Ирина Сергеевна.
Нет, это не Витечкин горячий тенор, возбужденный, чуть тревожный, напористый, сразу что-то доказывающий собеседнику одним только тембром.
Густой спокойный баритон сытого, всем довольного человека. Наверное, благополучного. Жену скорее всего давно бросил.
– Я у телефона…
– Ирина Сергеевна, моя фамилия Ларионов. Я вам привез из Одессы живой привет от Ады…
Елки-палки! Мне сейчас только делов – от сумасшедшей сестры гостей принимать! Господи, ну что они все привязались ко мне!
Ада, ненормальная, от своего неизбывного доброжелательства и провинциального радушия посылает нам со всякой немыслимой оказией гостинцы – это у нее называется живой привет. Однажды она умудрилась силком вручить ящик с помидорами оказавшемуся в Одессе директору студии, где работает Витечка. Матерясь, директор озверело сунул Витечке в нос текущий соком ящик, а Витечка, плача от злобы, чуть не убил меня посылкой. «Сообщи своей кретинке, что она мне ящиком томатного сока испортила последние брюки и карьеру режиссера…» – сказал он.
Но я ничего не сообщила своей двоюродной сестре Аде, которую по привычке все повторять за Витечкой называю ненормальной и придурочной. Она не кретинка, а неисправимо, безнадежно добрая женщина. И несчастная. И любит нас. Не знаю: может быть, любить кого-то сейчас действительно сумасшествие? От этой ненормальности строго и педантично лечат…
– Алле, алле! Вы слышите меня, Ирина Сергеевна? Вы пропали куда-то! – доставал меня густой голос из телефона. Такой голос наверняка исходит из обильного чрева. Он живет в тяжелом, грузном человеке, как в пещере.
– Да, да! Я слушаю, простите…
– Ада прислала вам посылочку – фрукты для детей,