от нарастающей ярости. Он крепко сжал правой рукой древко алебарды.
Стремительно надвигавшаяся на них лавина голосила почище, чем стадо овец, которое гонят на водопой – рыцари и их оруженосцы «взвинчивали» себя перед боевым столкновением. Швейцарцы же, среди которых стоял Симон, молчали, не шелохнувшись. Но внезапно послышался резкий и короткий выкрик – Симон и его товарищи разом – одним согласованным движением – подняли щиты: швейцарская пехота тоже не лыком шита. Это было сделано на редкость вовремя: буквально в следующий миг на них обрушился смертоносный град коротких стальных стрел – бургундские конные арбалетчики дали свой залп. В щит Симона воткнулось сразу две стрелы: удар был настолько силен, что Симон покачнулся. Если бы он не успел прикрыться надежным, окованным жестью дубовым щитом, стрелы наверняка пробили бы его доспех – менее мощный, чем у бургундских «gens d’armes».
Бургундский рыцарь
Но уже в следующее мгновение на наступающих посыпался град стрел – коротких стальных арбалетных и длинных лучных: союзники дали ответный залп. Несколько всадников упали. Но остановить разогнавшуюся могучую лавину рыцарей это, конечно, не могло, и она на всем скаку врезалась в каре алебардистов и пикинеров. Удар был страшным – послышался треск ломающихся копий и лопнувших щитов, звонкий – вразнобой – удар металла о металл, глухой звук падающих тел, конское ржание. Симон успел выставить свою алебарду. Над ним навис бургундский рыцарь – безлицый, в устрашающем шлеме: он с поразительной, удивившей Симона быстротой и силой нанес резкий удар вниз – Симон принял его на алебарду, а уже через мгновение рыцарь ударил снова – и на этот раз Симон опять успел прикрыться – теперь уже щитом. Опущенный с чудовищной силой полуторный меч17врубился в щит Симона. Его резко качнуло. Щит затрещал. Откуда-то слева, где стоял его товарищ, прямо на щеку Симону брызнул горячий фонтан крови и раздался крик. Поворачивать голову было некогда – это было бы смертельно, но Симон и так понял, что спокойного, уверенного в себе великана – Жана из Невшателя – больше нет в живых. Симон вспотел – от всего сразу: от страха, физического напряжения, но более всего от ярости – он сам был поражен силой клокотавшего в нем бешенства. На какой-то миг перед глазами словно все побелело. Что произошло дальше, он не успел даже толком сообразить.
Он понял только одно: тот, кто был в нем заключен, тот – от Отца – проснулся, наконец, окончательно и добавил ему необыкновенной мощи. Симон, коротко отведя алебарду слегка назад, резко и сильно выбросил ее вперед и вверх. Удар был ужасающим: превосходная немецкая алебарда, выкованная лучшими в Европе аугсбургскими оружейниками, пробила щит рыцаря, затем его «белый доспех» и до самой «шпоры» вошла в его тело. Раздался жуткий крик, а вслед за тем фонтан ярко-алой крови ударил из бургундца. Наконец, он кулем свалился