случае, проснувшись, я ничего не смог припомнить.
Глава 4: ДЕЖА ВЮ
В восемь утра, как штык, я был на условленном месте. Билл уже поджидал меня. Как он и обещал, ехать нам предстояло на автомобиле – он тут же познакомил меня с хозяином машины – крепко сколоченным белобрысым парнем, который оказался одним из его знакомых. Мама назвала его Кешей, хотя представлялся он для пущей солидности Иннокентием. У него были довольно длинные, совершенно прямые волосы, которые, как плети, висели по обеим сторонам головы, образуя популярную когда-то прическу, известную под названием «ночной горшок». Под глазами у него обозначились характерные мешки, которые наводили на мысль об алкоголизме в начальной стадии, а посреди лба залегла борозда, которая, думается мне, образовалась если, и от большого напряжения, то уж никак не интеллектуального, что подтверждалось и его репликами. Мои худшие опасения начали оправдываться, и я многозначительно посмотрел на Билла, кисло улыбнувшись при этом. В ответ он только загадочно ухмыльнулся, давая понять, что у него что-то есть в запасе.
То, что оказалось в запасе у Билла, не вызвало у меня никакого удивления: как и следовало ожидать, это была женщина. Вернее, это была, девушка – высокая стройная брюнетка с шикарными пышными волосами.
– Жанна, – представилась она.
Я пожал ей руку, назвав себя и отпустив несколько приличествующих случаю дежурных комплиментов. Подобные «домашние заготовки» имеются у меня на все случаи жизни.
– Видишь ли, Жанночка, – выдрючивался Билл, – Серж – мой старый соратник, древний, как череп бронтозавра. Сколько шнапса мы уничтожили с ним вместе! И всегда стояли плечом к плечу. Золотые были деньки!
В общем, пошел обычный для Билла в таких случаях словесный понос. Я давно уже к этому привык и научился не обращать на эту трепологию никакого внимания. Но сегодня мне все это почему-то показалось ужасно банальным, плоским и, я бы сказал, каким-то чертовски н е у м е с т н ы м. Почему? Шут его знает, но я вдруг почувствовал себя как-то отчужденно, что ли, словно я смотрю на все это, как сторонний наблюдатель. Я чувствовал, как во мне растет раздражение.
– Что ты, Жанночка, – не унимался Билл, – это все, как сказал поэт, «преданья старины глубокой». Ныне он оставил дела сего грешного мира и денно и нощно пребывает в посте и медитации. В скорости ожидается причисление его к лику святых.
Ей-богу, не человек, а какой-то граммофон. Со стороны все это выглядело глупо и комично: 36-летний мужик с уже обозначившимся брюшком, дочь уже школьница, увивается за девчонкой лет восемнадцати. О чем он может ей рассказать? О том, как жена выперла его из дома потому, что он вечно волочился за юбками? Неужели он не видит, что похож на паяца?
Жанна неуверенно похихикивала, пытаясь подыграть ему. Видно было, что она чувствовала себя неловко. Где он ее откопал, хотел бы я знать?
– Будет тебе, Иерихонская труба, –