психологического рисунка принадлежит Цветаевой. Например, терзание Апшины: как ему рассказать о своем поражении:
Утаить – обет нарушить,
Рассказать – живым зарыть.
Вот и мается, не в силах –
Рассказать, не в силах – скрыть.
Но и тут, при всей виртуозности проявленного ею триединства: смысл – звук – слово, последнее – слово – остается за Мандельштамом:
А молчать ему не терпится.
Язык сохнет, слово просится.
Тут какой-то обратный смыслу порядок слов. Чудо. У Заболоцкого:
Во всем признался он общине,
Он ничего не утаил.
Видимо, нужно было сказать об этом и так. И только так. И не только… Общее звучание поэмы в этом смешении достанется Заболоцкому. В нем душа утолит жажду консерватизма формы. Формы содержательной:
Еще далеко до рассвета,
Хоть глаз коли от темноты.
Могильным саваном одеты,
Томятся горные хребты.
Сила Заболоцкого в беспримесной, неуязвимой эпичности. Например, самое начало поэмы:
Во всем роду Миндодаури,
Как говорят в селенье Бло,
Один Апшина, полон дури,
Худое выбрал ремесло.
Он грабит недруга и друга,
И, словно ханская казна,
Его разбойничья лачуга
Добром захваченным полна.
Это эпос, освобожденный от примесей – «химически чистый». Однако, добиваясь вящей эпичности, Заболоцкий зачастую намеренно понижает температуру подлинника. И конечно, он больше захватывает, когда позволяет дать живое движение, нарушающее равновесие общей статики. Например, Гоготур говорит царю:
Когда меня не овевает
Прохладный горный ветерок,
Моя душа изнемогает,
И не могу я, видит бог,
Ни пить, ни есть…
Это прежде всего стихи. И все-таки предпочтительнее тут вспомнятся слова мандельштамовского Гоготура – именно, подчеркиваем, слова, а не стих как таковой.
Царь, в долине мне не дышится.
(Предпочтительнее, несмотря на эти три: не, не, не.)
Горный ветер мне лицо свежит.
Сердце плачет, словно женщина.
Как видим, преимущества, достоинства и недостатки идут в переводах совсем не по линии близости или дальности к оригиналу.
«Гоготур и Апшина» не лучший из трех переводов Цветаевой – пусть она нашла в поэме свою тональность, отличную от тональности и «Этери», и «Раненого барса», ее дар не развернулся тут полностью. Она не могла поднять поэму на одной дидактической волне, чего-то ей не хватало. В противоборстве, в борьбе двух богатырей ей не хватало… борьбы, противоборства. Ведь при всем противостоянии Гоготура и Апшины – это не резко выраженное противостояние злого и доброго, как, например, в поэме «Этери». Тут, в определенном смысле, борьба равных, поэтому Цветаева