свою забинтованную ногу, больной сбивчиво, смущённо стал объяснять.
– Мы так договорились со старым доктором. – Понятно. – Бурдакрович улыбнулся. – А с новым доктором как вы договариваться будете? – Ну, как скажете.
– Хорошо. Разберёмся.
За дверями палаты Бурдакрович стёр улыбку – холёной рукою провёл по губам и нахмурился. Войдя в ординаторскую, он вызвал к себе «на ковёр» кого надо и учинил разнос. Негромко, но твёрдо приказал медсестре, чтобы в сию же минуту она отыскала и в кабинет пригласила Олю Домкратовну, или как там её…
Седая и покорная Доля Донатовна вскоре пришла и, не ожидая ничего хорошего, молча постояла на пороге, неплотно прикрыв за собой дерматином оббитую дверь.
Доктор мельком глянул и опять что-то деловито продолжал строчить – перо поскрипывало. Ощущая непонятную неприязнь к Бурдакровичу, утомлённая женщина хотела опуститься на стул, но не решилась. Продолжая стоять у порога, она теребила свою толстую косу, давно уже «метелью занесённую».
Неподалёку висела таблица Снеллена – таблица для проверки остроты зрения. И Доля Донатовна поневоле стала проверять свою остроту, но вскоре в глазах замелькали разноцветные мошки, и от таблицы пришлось отвернуться. Облизнув пересохшие губы, женщина стала рассматривать ординаторскую, уже слегка изменённую – под стать изменившемуся времени.
На стене, где обычно висел портрет руководителя страны, виднелся еле заметный светлый квадрат пустоты, посредине которого после землетрясения прочертилась крестообразная трещина.
Пустота наблюдалась и в книжном шкафу под стеклом, где ещё недавно плечо к плечу стояли, годами пылились никому не нужные тома партийной литературы, вроде бы не обязательной, однако желательной в кабинете каждого начальника. Теперь такая надобность отпала. Хотя не у всех.
– Вы ко мне? – не поднимая головы, поинтересовался доктор, как будто в кабинете был кто-то ещё. – Что хотели?
– Дак это вы хотели. Я из палаты мужа. Стародубцева. Бурдакрович поставил точку в длинной писанине. Перстень с золотою печаткой покрутил на указательном пальце левой руки.
– Оля Домкратовна, или как вас, простите? Посторонним в палате нельзя находиться.
– Да какая же? – Губы её задрожали. – Какая же я посторонняя? Да он, если узнает, что случилось, он помрёт.
– Что-что? Вы о чём это?
– О том, что сотворилось. В державе-то у нас. Поигрывая фонендоскопом, доктор едва не присвистнул от изумления.
– Так он что же? Не знает ещё? Ну, так рано или поздно всё равно узнает.
– Только не сейчас! – умоляла Доля Донатовна. – Он ещё слабый! За ним надо ухаживать!
Доктор выслушал её, стараясь не замечать, как сильно постарело мокрое от слёз, желтовато-бледное лицо.
– Ну, хорошо, – сурово снизошёл он, без надобности глядя на какую-то бумажку. – Можете ещё немного с ним побыть. Вы действительно медсестра?
– Была. На фронте.
Они помолчали. В животе у Доли Донатовны