уроке труда – висела в палисаднике.
Снегири слетели с кормушки под окном – испугались лошадиного топа.
Купидоныч, бывший старшина, который последнее время частенько жил в райцентре у старшей дочери, в зимний полдень на санях примчался.
– Ехал мимо, дай, думаю, проведаю, – загудел он возле порога, отрясая белых голубей с воротника – весь тулуп завьюжило. – Ну, как вы тут, ребята?
Солдатеич палец приложил к губам. – Доля спит. Пошли на кухню.
Сели за стол. Стародубцев казённой водки предложил с морозу – поллитру держал для компрессов. Купидоныч не отказался, хотя заметил вскользь, когда уже рюмаху осушил:
– Из пулемёта лучше!
Солдатеич забыл, что речь идёт о самогонном аппарате, придуманном из пулемёта. В недоумении посмотрел на Купидоныча. Вздохнул.
– А ты чего гоняешь по степям в такой мороз?
– Дочке помогаю. Их две у меня, если не помнишь. Старшая работает учителкой в школе. – Рукосталь посмотрел на сани за окном. – Тетрадки к нам стали поступать из-за границы. Гумани…Мани-мани… Как её? Гуманитарная помощь. Вот, погляди, Гомоюн. – Он тетрадку из-за пазухи выудил. – Нравится?
– Ну, а мне-то что? Писать на них? – Солдатеич пошуршал чистыми страницами. – Хорошая тетрадка.
– Хорошая. – Купидоныч посмотрел в пустую рюмку. – За такую помощь спасибо надо бы сказать заморским покровителям. Нашим-то властям не до тетрадок нынче. Кресла делят. Заводы и фабрики по карманам рассовывают. А заморский дядя, руководитель какого-то фонда, подумал о русских детишках. О бузотерах наших. Тетрадки, видишь, напечатал. Штук десять миллионов. Только необычные «китрадки». Посмотри на обратную сторону.
Солдатеич перевернул «китрадку» и обалдел. Глаза от изумления распухли. Он редко матюгался, а тут не выдержал.
– Вот ни ху-ху! – выпалил, как выстрелил картечью.
На оборотной стороне тетради, где обычно помещали таблицу умножения, красовались портреты президентов Америки.
– Мелочь, казалось бы. Да? – Рукосталь без спросу взял бутылку, налил себе и залпом осушил. – Мелочь, да. Но капля, которая, как известно, камень точит, – это ведь тоже мелочь. И таких мелочей от заморского дяди, а также от заморских разных тёток – с каждым днём, с каждым годом – приходит всё больше и больше. Там, на складе, я видел учебники по русской истории. Тоже заморские.
Они помолчали, угрюмо сопя. Снегирь под окно прилетел. Поглядел на мужиков и красной каплей брызнул в белизну заснеженного палисадника.
– Ну, и что ты с «китрадками» этими думаешь делать? – Как это – что? Я дочери везу.
Мрачнея, хозяин наполнил рюмку, пододвинул гостю. – Дочери помочь – святое дело. А другу своему? Фронтовому брату? Разве не поможешь? Купидоныч выпил. Крякнул. – А ну, подробней. В чём дело-то?
– У меня дрова сырые. Ни черта не горят. А тетрадки-то сухие, надо полагать.
Однополчанин несколько секунд бестолково смотрел на него.
– Да