ранее земледельца. Реформа была хороша только для вольнолюбивого дворянства, близкого по своему духу к Западной Европе. Застывшая в самой себе большая часть страны терпела мелкую промышленность, но не представляла, что её естественное продолжение – крупная индустрия – должна появиться и резко изменить характер существования. Рабочие – недавнее бедное крестьянство – принесли с собой в города уравнительную психологию, противоречащую конкурентному промышленному прогрессу с его жёсткой производственной дисциплиной, названной «эксплуатацией». Малочисленный рабочий класс и связанная с ним деревня, составляющие 98 % населения страны, не могли пере носить такой образ жизни. Он всё сильнее подчеркивал разрыв между идущим прогрессом и характером русского человека.
Волнения 1905 года явились следствием именно такого конфликта, ещё неосознанного людьми. Народ не мог копать глубоко. Появившиеся бунтари требовали ликвидации любого неравенства и были готовы к погрому богатых. Они верили царю как верховной силе и жаловались ему. Инициаторами декабрьских боев в Москве стали текстильщики и мастера по дереву. Они недавно пришли из сельских общин на вполне традиционное для России производство и потому остро ощутили оскорбляющее их дисциплинарное начало. Причина захвата матросами броненосца «Потёмкин» в Чёрном море была в том, что режим военно-морского флота был более жестким, нежели в сухопутных войсках, а матросы имели тот же крестьянский характер. Они проявили его жестокими действиями против офицеров, блюстителей угнетающего рядовых военно-морского устава.
Прогресс рыночного развития отозвался и на деревне. Земли крестьян, ушедших в город, переходили не в общину, как это было раньше, а в распоряжение торговцев землей. Это было потрясением. Земля, как оказывалось, могла быть не основой продуктивности, которой можно полезно распоряжаться, а совершенно отвлечённым от труда рыночным товаром. Умные царские политики ощущали в этом угрозу для строя. Столыпинская реформа 1906–1911 гг. о добровольном выходе на хутора имела своей целью капитализацию деревни в целях интенсификации её труда и тем самым сближения с развитием городов. Казалось, это реальный выход из существующих противоречий – проект европеизации страны без какого-либо насилия.
Отмена общинного землепользования и перспектива жизни и работы на хуторах, требующая беспрестанного труда в земледелии и скотоводстве, представляла собой акт капитального вмешательства в старый образ жизни сёл и деревень. Реформа являлась путём к обогащению владельца, но она была не нужна бессребренической крестьянской душе и потому была встречена большинством населения отрицательно. 76 % земледельцев не пошли на хутора. Более того, они возненавидели своих земляков, ушедших от них и там разбогатевших.
Посол Пруссии в России, будущий канцлер Германии, Отто Бисмарк, еще в XIX веке сказал: «Россия должна быть крестьянской страной с равенством, но без свободы». При более глубоком внимании