воли Иштван заставил себя заговорить:
– Ты не видишь его?
Но когда он попытался объяснить брату, что увидел, тот ничего не понял – как и много раз до этого. Йенси не хватало правильного понимания мира, и Иштван был здесь бессилен. Мало-помалу он покинул чудесный мир форм и образов, так любимый им и отвечающий на его любовь, и вернулся в обыденный мир, в котором не была различима истинная суть вещей, а лишь внешняя их сторона. И здесь он увидел лежавшую на полу мать. К сожалению, еще живую.
К тому времени, когда приехала «скорая» и мать увезли, Иштван, казалось, пришел в норму, по крайней мере, стал таким, каким был обычно. Мать продержали в больнице день, а потом надели на нее смирительную рубашку и отправили в психиатрическую лечебницу. Врачи объявили, что так для нее будет лучше. К братьям явилась сурового вида пожилая дама, социальный работник, которая сообщила, что теперь они находятся на попечении государства.
– Но мне уже почти восемнадцать, – возразил Иштван, у которого как раз случился момент просветления. – Мне не требуется опекун.
– «Почти» не считается, – парировала дама. – Требуется.
Однако она допустила ошибку: нужно было немедленно забирать ребят с собой, но она оставила их на несколько минут одних. Едва дама вышла из комнаты, Иштван начал спешно готовиться к побегу. Из шкафа он вытащил старенький запачканный рюкзак и набил его одеждой. Потом стал, не глядя, запихивать туда всяческую еду из кладовки, в том числе и то, что никогда бы не стал есть. Оставшиеся продукты он аккуратно расставил и разложил по полочкам, следуя одному ему известной логике. Йенси стоял и напряженно думал. Несомненно, брат сейчас пребывал в собственном мире и мозг его был занят лишь одним – побегом. Йенси только следил за действиями брата и ощущал все бóльшую безысходность.
Закончив паковать рюкзак, Иштван застегнул молнию и взглянул на брата:
– А ты почему не собираешься?
– Куда ты намылился? – в свою очередь поинтересовался Йенси.
– Слышал, что сказала эта женщина? Она хочет отдать нас кому-то. Нам придется жить в другой семье, и они будут такие же, как мать, только хуже, потому что мы для них никто.
– Почему сразу хуже? Может, они будут лучше.
Иштван покачал головой:
– Они как раз и хотят, чтобы ты так думал. Так тобой и вертят всякий раз.
«Так тобой и вертят всякий раз», – повторил про себя Йенси.
Вот только братом никто не вертит, он сам ищет себе проблемы. И еще он считает, что им не требуется опекун, что он сам будет для себя опекуном, а то и для них обоих. Он о себе-то не может позаботиться, что уж говорить о других.
– Пойдем, – позвал Иштван. – Собираться уже некогда, они вот-вот появятся. Придется тебе двигать как есть. Так говорит комната.
– Комната?
Иштван сделал неопределенный жест:
– Разве ты не видишь? Не чувствуешь?
Позднее Йенси осознал, что в тот миг определилась вся его дальнейшая судьба. Перед ним встал