раздал мечи подельникам. Лещинский выхватил излучатель, машинально проверил индикатор заряда батареи. Красный огонек ободряюще подмигивал. Волна рептильего запаха выплеснулась из трубы, лишь ненамного опередив вооруженную до зубов толпу чешуйчатых сапиенсов. Во рву, заваленном мусором, и так было не развернуться, а из-за рептилоидов стало еще теснее. Забрякали клинки. Тонко вскрикнул Арчи и пропал, сбитый с ног проворными ящерами. Кроя гадов трехэтажным матом, к нему рванулся Морпех, но завяз в вонючей толпе. Арсианец работал двумя клинками сразу, поминая какие-то волдыри на чьем-то заду. Из всей команды рыжего, похоже, он единственный владел техникой мечевого боя. Впрочем, и Скайольюк, как заправский джедай, крутился на одном месте, отсекая рептилоидам то лапы, то хвосты. Хлестала темная кровища, но ящеры не издавали ни звука.
Хуже всех приходилось Лещинскому. В рукопашной свалке толку от излучателя было ноль. Гвардеец никак не мог выбрать угол обстрела, чтобы ненароком не задеть своих. Он отступал под натиском настырных тварей, поводя стволом из стороны в сторону, не нажимая на гашетку. Наконец рептилоиды оттеснили его в трубу. Стемнело уже так, что в гуще схватки было не разобрать где свои, а где – чужие. И когда позади из тьмы тоннеля донеслось знакомое: «Ша, шеловеше…», Лещинский резко развернулся и вдавил спусковую клавишу до упора.
8
Ночь выдалась пасмурной, со стороны залива нагнало хмари. Тревожное поскуливание морских птиц не смолкало ни на минуту, предвещая бурю.
Лещинский ждал наступления темноты в обветшалом строении – то ли автомойке, то ли в станции технического обслуживания. Он бросил под стену пару пыльных сидений и попытался задремать, но проклятое адреналиновое опьянение не отпускало, не позволяя расслабиться. Сердце галопировало. От густого застоявшегося воздуха хотелось кашлять. Он лежал на спине, укрывшись плащом, глядел в потолок, покрытый желтыми разводами, и считал рептилоидов.
Раз – Щер, два – его бледный пучеглазый телохранитель. Три – рептилоид… Четыре – рептилоид… Пятому, раненому, удалось уйти – взобраться на стену канала, перепачкав бетон черной кровью. Шесть – рептилоид, тепловой луч угодил в оскаленную пасть, и черепушка взорвалась, как перегретый котел. Семь – не рептилоид, а Морпех. Рыжему вскрыли брюхо крест-накрест, но он продолжал биться, войдя в исступление берсерка.
Лещинский поймал его дикий взгляд. Глаза Морпеха жгли почти так же сильно, как и излучатель.
– Не фартовый ты, дружбан! – прокричал он. – Нам – пинцет! Беги, дуралей!
…Из прохудившегося резервуара капала вода. Попискивала, словно мышь, батарея излучателя, подключенная к контактной сети. Перезвон капели сплетался с этим писком в странно знакомую мелодию, казалось, небольшое усилие воли, и ты узнаешь ее…
В конце концов, ему надоело маяться. Он встал, проверил батарею, выглянул в оконный проем, оскаленный осколками стекол. Луны светили из-за туч, словно два желтых фонаря под матовыми плафонами. Чертово Коромысло лило приглушенный неоновый свет. Над заливом