под душем. По лицу текла вода, снеговая лавина таяла мгновенно. Станислав вытер в очередной раз глаза, и взгляд его упал на торшер. Абажур засыпало толстым слоем. Стас провёл рукою по деревянной планке, сбросил на тротуар снег вперемешку с водой и осторожно тронул ленточки. Они слегка прогнулись под его ладонью, как спина Атиллы, домашнего любимца, собачки грифона, и радостно заблестели ярко-голубым и розовым цветом, очистившись от пыли десятилетий.
«Пыль эпохи, – подумал Станислав. – Она лежала на ленточках сорок лет. Эта пыль почти моя ровесница. Всё же хорошо, что я нашёл этот торшер, и в таком хорошем состоянии. Главное, всё цело и всё родное. И с “Сириусом” тогда, в прошлом году, мне очень повезло. В идеальном состоянии аппарат, только ножку одну переделать пришлось Бадрику. А иголку родную Миша из «Лиры» подогнал». И настроение Станислава немного улучшилось.
– Эй, парень, светильник где брал, в «Орбите»?
Станислав обернулся. Большая толстощёкая тётка в пальто и пуховом платке, с плавающим в снегу красным лицом, похожая на морское чудовище, тюлениху или морскую львицу, вынырнувшую на берег из океанских глубин, подкралась к Стасу сзади, с двумя хозяйственными сумками в руках.
– Это не из «Орбиты». Это я так, с рук взял.
– С рук? Я надысь такой в «Орбите» видала. А скока платил?
– Недорого, он в хорошем состоянии. Всё целое, родное, ни одной переделки, даже ножки не ржавые.
Станиславу сразу стала симпатична эта тётка, работница какого-нибудь местного предприятия или продавщица.
Ему захотелось рассказать ей и про этот торшер, и про бородатого Владимира, и про старую квартиру, про то, как он долго, очень долго искал по всему огромному бесконечному интернетному пространству именно такой, потому что точно такой же стоял у них в квартире, когда Станислав был ещё пионером и любил зимними вечерами щёлкать карболитовым переключателем, то наполняя небольшую комнату тёплым светом, то погружая её во мрак. В газетнице под полочкой торшера лежали журналы и газеты, которые родителям читать было недосуг.
– А давно стоишь? Питнадцатый проходил?
– Был какой-то. Гармошка. Я думал, такие уже на металл порезали. А у вас ещё ходят.
– Гармошка – эт питнадцатый и есть. Типерь долго его дожидаться. Пойду пешком, быстрей бýдить.
И ушла за снег. А Станислав остался замерзать на перекрёстке. Он выкурил ещё одну кубинскую сигарету, которая совершенно не согрела, и в груди как-то нехорошо заскребло кошкиными когтями – единственное животное, которое Стас на дух не переносил.
«Может, что случилось? Нет, надо дойти до “Спара”. Не хрен тут стоять. Я уже весь мокрый». Редкие прохожие спешили по своим домам, не оглядываясь, не останавливаясь, не замечая его. Станислав прошёл метров двести, остановился и стал вглядываться в темноту, расчёркнутую белой частой рябью. Впереди вместо «Спара» Станислав разглядел весёлую светящуюся надпись на огромном сером здании: «Слава КПСС!», собранную из