этот успех…
Вот здесь я бы хотела остановиться и прервать свое категорическое утверждение количественным наблюдением. Из нескольких сотен людей, обращавшихся ко мне за психологической помощью, лишь немногие (меньше десяти человек) задавали вопрос «Почему?» В лучшем случае он звучал в форме: «Может быть, мы в чем-то виноваты», а большинство вопросов было о том «Как! Как воздействовать (менять, изменять, переделывать) на другого».
Чем больше я работала (работаю) с людьми, тем больше убеждаюсь в том, что в их сознании преобладает механическая картина психической реальности, где вопросу о сущности человеческой индивидуальности практически нет места. Механичность картины выглядит как предположение о наличии устойчивого механизма, обусловливающего поведение человека во времени, работающего по принципу: сигнал – реакция, Это в который уже раз убеждает в том, что бихевиористы, построив свою схему «стимул – реакция» и положив ее в основу объяснения поведения человека, были ближе всех к построению теории, ожидаемой большинством моих современников.
«Как?» – это просьба об инструкции, с помощью которой можно управлять, манипулировать, в конечном счете – предсказывать качество отношений с другим человеком, гарантировать для себя спокойствие и уверенность. От психологии как науки о человеке не требуют даже попыток аналитической работы (на них нет спроса), требуется рецепт или простое, понятное сразу объяснение, которое легко ложится в схему рецепта, инструкции, правила.
Мне не хотелось бы упрощать историю психологии в XX в., и в начале нового XXI в., но последнее десятилетие ее существования в нашей стране показало, что она очень быстро может превратиться из науки, ориентированной на поиск истины, в сферу деятельности, которая обслуживает задачи манипулирования другим человеком, то есть перестает быть наукой, сливается с бытовым сознанием, растворяется в житейской психологии.
Не берусь судить, хорошо это или плохо, – в конечном счете рассудит история. Но трудно смириться с тем, что кто-то, открывший способ эффективного манипулирования, присваивает себе право на владение истиной и считает результаты собственных манипуляций с человеком показателями развития, отождествляя изменения, вызванные своим присутствием в жизни человека, с качествами самой жизни.
Когда я впервые встретила у Э. Фромма слова о том, что познание человеком самого себя, психология, которая в великой традиции западного мышления считалась условием добродетели, правильной жизни, счастья, выродилась в инструмент для лучшего манипулирования другими и самим собой в рыночных изысканиях, в политической пропаганде, в рекламе и тому подобное, то не почувствовала всей боли, которая звучит в них.
Прошло время, и сегодня, наблюдая за изменением состояния психологии, чувствуя личную ответственность за ее существование, я по-новому прочитала эти строки – в них то, что не могла в момент первого чтения сформулировать сама. Не было у меня для этого опыта жизни в условиях рыночной экономики.
Сегодня этот опыт есть, его вполне достаточно, чтобы сказать о том, что человеку,