у него кисти – пальцы их были длинные, как паучьи лапы. Через некоторое время он заговорил.
– Вы Джоан Сибрук, – прозвучал его тихий голос.
– Да, – ответила Джоан и покраснела, смутившись. – Я Джоан Сибрук, – повторила она непонятно зачем. – Это дом Мод Викери? Меня должны здесь ждать.
– Вас ждали, иначе я не открыл бы вам дверь, – заметил старик и слегка улыбнулся, скривив морщинистые губы. Он говорил по-английски почти без акцента, выговаривая каждое слово с такой тщательностью, что оно становилось похоже на ограненный камень. – Идите вверх по лестнице. Леди ждет.
Он отступил, пропуская ее, и Джоан вошла.
Внутри дома пахло, как на конюшне. Прежде чем Джоан успела остановить себя, она подняла руку и прикрыла нос. Вонь стояла сильная. Джоан привыкла ухаживать за лошадьми, но здесь это было так неожиданно. Дверь закрылась за ее спиной, и во внезапно наступившей темноте она практически ничего не могла разглядеть. Потом ей показалось, что сзади раздался смешок старика, сухой и хриплый. Она посмотрела на своего провожатого, но его лица было не разглядеть. Он не двигался и больше ничего не сказал, но она заметила отблеск его внимательных глаз. Засуетившаяся и неуклюжая, как ребенок, Джоан прошла через прихожую к каменной лестнице и стала подниматься.
На полпути наверх лестница делала поворот. Свет скудно проникал через открытое окно, освещая корку из слежавшихся катышков козьего или овечьего помета и рассыпанное сено. Джоан в замешательстве нахмурилась. В конце лестницы было всего две комнаты, по одной с каждой стороны небольшой площадки. Здесь девушка остановилась, но через мгновение справа от нее послышался голос:
– Эй, кто там, не робейте. Я здесь. Простите, что не встаю, но, как видите, я не могу.
Голос был резкий, с капризными нотками, и чистота выговора неопровержимо выдавала уроженку «Ближних графств»[7], что заставило сердце Джоан снова учащенно забиться. Она не могла удержаться от улыбки: на мгновение ей захотелось рассмеяться. Девушка пошла на голос и оказалась в квадратной комнате с белыми стенами и низкими арочными окнами в передней стене, закрытыми деревянными ставнями. Было открыто только одно окно, которое выходило на зады дома, на отвесную скалу, и свет из него мягко растекался по комнате. Еще она заметила старинный черный велосипед, прислоненный к изножью узкой кровати, которая оказалась аккуратно застелена. Выцветшее одеяло было плотно заправлено под матрас. По обе стороны от кровати высились большие пальмы в кадках, а на полу поблескивал затейливый металлический фонарь. Еще в комнате стояли аккуратный письменный стол и длинный книжный шкаф, верхние полки которого были пусты – все книги находились на высоте четырех футов или меньше, а те, которым внизу не хватило места, просто высились горой на полу. Два деревянных стула были придвинуты к красному честерфильдовскому дивану[8], стоящему на тканом ковре в центре комнаты, а у дивана весь пол был усеян большими стопками арабских и английских