радости, не было восторга – ничего не было… была лишь какая-то пустота внутри. Но чем дольше он смотрел на тело, тем сильнее оно завораживало – дьявол и после смерти оставался дьяволом. Не в силах оторвать взгляд от покойника, он с трудом сделал знак солдатам, и те стали разбивать прикладами саркофаг. Сбросив тело на пол, солдаты поволокли его на улицу.
Вдруг Скоковскому стало трудно дышать, и он поспешно покинул этот жуткий склеп, захватив награды и оружие.
С облегчением вдохнув чистый воздух и с удовольствием ощутив широкое жизненное пространство, он подошел к брошенному на землю телу. Теперь покойник уже не производил такого жуткого впечатления, как там, в склепе – обыкновенный труп… но будто только уснувший.
«Не-ет, не-ет, – с ненавистью подумал Скоковский, – теперь тебе точно никогда, никогда не упокоиться. Ты не будешь больше… мумией, к которой стремятся любопытные взоры наивных людей. Ты будешь обыкновенной падалью!»
И он, резко выдернув из ножен его же клинок, наотмашь, по-кавалерийски, отрубил голову трупу.
– În masina lui10, – приказал Скоковский.
Чуть поодаль послышались выстрелы.
«Пашен, как видно, тоже нашёл свои жертвы, – подумал он. – Что ж, нам обоим охота удалась».
Он кивнул стоящему рядом офицеру, и тот с группой солдат приступил к минированию объекта. Отъехав на безопасное расстояние, Скоковский с солдатами терпеливо ждал. Наконец, заложенные заряды рванули, и объект осел, распавшись на отдельные глыбы.
Усмехнувшись, Скоковский махнул рукой, и машины тронулись в обратный путь. Увидев через некоторое время свежевыкопанную траншею, заполненную трупами, он приказал остановиться.
– Aruncă-l… acolo, – указал он солдатам на траншею. – Locul său în rândul aceeași căzut11.
Проследив исполнение, Скоковский снял фуражку, перекрестился по православному и сказал вполголоса по-русски:
– Ну вот, папа… ты отмщён. Больше он не существует… ничего от него не осталось, ничего. И никто и никогда больше не увидит и не вспомнит это исчадие ада.
Но Скоковский ошибался. За ними внимательно следила пара глаз, ещё начиная от мемориала. И когда машины отъехали, незаметная тень в наступившей тьме легко качнулась за углом дома и растворилась в ночи.
В железнодорожном депо Иван Тимофеевич с мрачным лицом выслушивал пришедших рабочих. Вести были неутешительными: облавы, аресты, расстрелы. Услышав о взрыве мемориала, он встрепенулся.
– А с телом, с телом-то что?
– Дык… выбросили. Туды, где расстреляли… наших. Сам видал, – сдавленно сказал один из рабочих.
Все молчали.
– Та-ак, – вздохнул Иван Тимофеевич. – Вона, значит, как они… чтоб, значит, и память нашу стереть. Та-ак… слушайте сюда. Надо всех расстрелянных по-людски похоронить, да комкора отыскать там… пока фашисты не сожгли. Всё понятно? Айда за струментами.
В мастерской нашлось всё: лопаты, ломы, носилки,