Заичкина. Почему и как она при этом оказалась, и так далее?.. Не зря иркутский гость много вопросов задавал. Ну-ка, ну-ка, что он там?..»
Анатолий стал вспоминать разговор между ними, когда они шли по коридору.
… – Граф, скажите, каким образом вы вышли на Заичкина?
– У меня на подлецов глаз намётан, насквозь вижу…
– Чем? Или с помощью чего?..
Вот! Вот! Это ж не просто так? Он, похоже, что-то пронюхал! Или?.. Нет, этого не могло случиться. Не может она так поступить! Тут скорее совпадение, догадки, интуиция. Ведь так быстро раскрыть преступление Заичкина, не имея, по их мнению, подозрений, тут, действительно, Бог знает, что навоображаешь, напридумаешь.
Но опять-таки о глазе, гость ведь просил показать его. А он разыгрывал перед ним комедию, свою проницательность ему демонстрировал.
Он-то шутил, хотя и со знанием дела, а тот слушал и на ус мотал. А, имея подозрения и, если у него хваткий и пытливый ум, то он на этом может не остановиться. И присутствие Малинки при аресте…
Если всё это увязать в один узелочек, – ничего картинка вывяжется, интересная. А так составлять опрос, ненавязчиво и мило, без каких-либо подозрений, предположений, не станешь. С чего бы это? Похоже, паренёк без дураков.
А вот его, кажется, он попытался таковым выставить. Только насколько граф ему дался, насколько он обложался?.. Как его там? – Викентий Вениаминович. Хм, ну и имечко с отчеством. И оба на «В». В-квадрат. Во! А-квадрат и В-квадрат – да они ж Малинку в знаменатель опустят! Одна среди таких квадратов!..
Анатолий заволновался, сошёл со стола и заходил по кабинету.
Вновь остановился у окна. Вечерняя прохлада немного обдувала загоревшее от волнения лицо.
– А может, зря я паникую? – спросил он вслух. – Мало ли о чём человек мог заговорить и случайно по теме? А раскрутить так быстро этого фашиста – это ведь тоже не сразу осознаешь.
Анатолий посмотрел на часы. Ну что же ты, Светик?.. Обернулся и посмотрел на телефон, словно тот был виноват в молчании.
«Кстати, нужно позвонить Шпарёвым. Может у них что-нибудь об отце есть?» – подумал он и поймал себя на мысли, что подумал о Шпарёве никак, о муже Юлии Петровны, или вообще, как о разыскиваемом, как о постороннем человеке, а как об отце Анечки. Как о близком человеке и ему. Анатолий усмехнулся, поймав себя на тайне и неосуществимой мысли.
Прошёл к шкафу, открыл его и посмотрел на себя в зеркало, прикреплённое к дверце. Та-ак, а что? – ничего местами, где моль не побила. Но, однако же… детской свежести не наблюдается. А если ещё год-два? Ей-то они на пользу, а вам, Анатолий Максимович… Уголок губ дёрнулся в ироничной усмешке, и он закрыл шкаф.
– Глупости все это, Анатолий Максимович, глупости, – проговорил он, не то, убеждаясь сам, не то, убеждая кого-то.
Зазвонил телефон. Анатолий поспешил к нему. Услышал голос Прокудина.
– Ты ещё не ушёл? – спросил он.
– Да нет. Дело по Заичкину заканчиваю.
– И надолго.
– Да думаю ещё на часик призадержусь.
– Ну