резко:
– Отношусь отрицательно.
Рахиль ударяет в ладоши несколько раз: она ему аплодирует, больше никто.
– Всё, пишите задание.
Вместе с нею дошел до метро. Она работала в школе до недавнего времени, пока это не стало совсем невозможно по причинам, всем нам понятным.
– Как я рада, что именно вы наш мастер, Андрей Георгиевич. Вы не только замечательно талантливый человек, но и очень смелый. Одного без другого и не бывает, ведь так? – Попрощалась с ним за руку.
В вагоне вспомнил про телефон. Звонков накопилось шесть штук, с одного и того же неизвестного номера. Доехал до “Воробьевых гор”, выбрался на платформу. Какая-то ерунда: “Вызов не может быть установлен”. Странно, деньги на телефоне есть. Неполадки в сети? Попробовал снова – все то же. И дальше поехал, до “Юго-Западной”.
К близнецам он ходит один. Будут: хозяйки, подруги его – Ада и Глаша, Аделаида с Аглаей (вот что делает любовь к Достоевскому), их мужья Александр и Алексей – он не сразу научился их различать – положительные, немного скучные, инженеры – редкая по нынешним временам профессия, будут дети их, они уже стали подростками, еще, вероятно, три или четыре пары гостей.
Ада старшая, десятью минутами раньше сестры появилась на свет. “Каково это, иметь свою точную копию?” – “Мы привыкли, – отвечают они, – а каково это, не иметь?” И живут рядышком, на шестнадцатом, – две квартиры, общий балкон. Учились вместе с ним в МГУ, на химическом факультете, и тоже учебе предпочитали театр. – Живое время было тогда, да, Андрюш? Вспоминают: все курили вокруг, и у них от волос, от платьев тоже пахло всегда сигаретами. Было весело – сами костюмы шили, сами строили декорации. Близнецам найдется что поиграть: они, например, “Кентервильское привидение” сделали очень смешно, но для Ады и Глаши театр так и остался игрой, не превратился в профессию. Счастье, что никакой любовной истории с этими девушками не было у него, почти никакой. С Глашей кое-что было, и то скорей под влиянием минуты, давно.
Из гостей пока что – одна семейная пара, он никогда не знает, как их зовут. А где, спрашивает, такие-то? – В Грузию перебрались. – Надо же. Как-то он этот момент упустил.
– Конечно, с твоим размахом… – Глашенька издевается? Вроде бы нет.
Разговоры обычные: о том, что – вот, лето кончилось, о здоровье родителей, а больше – об их тяжелых характерах, о достоинствах и недостатках сиделок из республик бывшего СССР. Ему сказать по этому поводу нечего: его родители в сиделках пока не нуждаются.
– Андрюш, ты сегодня не в фокусе. – Сестры хотят, чтоб он отвлекся уже от закусок, что-нибудь рассказал. Тем более что у них еще жареный фазан впереди. Как его новые барышни?
Он мысленно перебирает сегодняшние события – довольно пугающие, надо признать: изъятие личного дела, ни с того ни с сего, вопросы про власть. И отсутствие реакции – даже не настороженная, а пустая какая-то, бессодержательная тишина в ответ на его заявление, одинокие, одиночные аплодисменты, лучше б их вовсе не было. Покричали бы лучше, поспорили. Прежде, с другими группами, случалось