руками, словно они были мокрыми и она пыталась их просушить.
– Фу. Ладно. Миру придется гореть без нас. Но мне хочется кое-чего на прощание.
Джейкоб смотрел на нее с тупой безнадежностью.
– Пожалуйста, – сказала она. – Я постараюсь сделать все по-хорошему.
– Не знаю, что это даст. У меня все настроение пропало. Думаю, лучше сразу покончить.
– Но я еще не готова. А ты же хочешь, чтобы мне было приятно? И потом – я не собираюсь умирать, не переспав с тобой напоследок. – Она попыталась улыбнуться. – Вини только себя, Джейкоб Грейсон. Оставляешь скучающую одинокую женщину с пачкой бесстыжей писанины. – Харпер кивнула в сторону рукописи.
Джейкоб улыбнулся, но как-то принужденно:
– Для тебя секс значит больше, чем для меня. Понимаю, что это переворачивает стереотипы. Ты действительно больше думаешь о себе. Это меня всегда в тебе возбуждало. Но сейчас, пожалуй, любой половой акт для меня отвратителен.
Харпер подошла к радиоприемнику на полке. Она вернула его на кухню, когда нашла в подвале свежие батарейки.
– Что ты делаешь? – спросил Джейкоб.
– Хочу включить музыку.
– Мне не нужна музыка. Я хочу просто поговорить.
– А мне нужна. И еще хочу выпить.
Что-то наконец дрогнуло в лице Джейкоба. Он сказал:
– Убить готов за выпивку. – И снова издал лающий звук – похоже, он так смеялся.
Он уже пристрелил бы ее, если бы желал только ее смерти, но он желал большего. Глубоко внутри он жаждал последнего поцелуя, последнего секса, последней выпивки, а может, гораздо большего: прощения, освобождения. Харпер не собиралась дарить ему ничего из перечисленного, но пусть себе надеется. Ведь это продлевает ей жизнь. Харпер включила радио. Станция классического рока передавала старые добрые хиты. Сраженный любовью Ромео готовился начать серенаду – ты и я, крошка, что скажешь, – и Харпер ни с того ни с сего подумала о Хиллари Клинтон.
Она стояла перед радиоприемником, покачивая бедрами. Вне всякого сомнения, Джейкоб, который теперь относился к сексу с отвращением, был не единственным, кто в колледже изучал психологию. Харпер помнила, какое чувство таится в шаге от отвращения.
Она постояла спиной к Джейкобу секунд десять, словно заслушавшись музыкой, а потом лениво посмотрела через плечо. Джейкоб сидел с застывшим взглядом.
– Ты сделал мне больно, – сказала она. – Ты швырнул меня на пол.
– Прости. Это перебор.
– Если только не в спальне, – сказала Харпер.
Он прищурился, и она поняла, что переборщила, посеяв недоверие – никогда она не говорила так о сексе. И прежде чем он успел сказать хоть слово, она воскликнула, будто только что вспомнила:
– Наша бутылка! Я хочу открыть то вино, которое мы привезли из Франции. Помнишь? Ты сказал, это вино лучшее, какое ты пробовал в жизни, и мы откроем его по торжественному случаю. – Она взглянула на Джейкоба, надеясь, что взгляд получился двусмысленный, и спросила: – Сейчас