уникальная возможность сказать об этом прямо в лицо его хозяину.
Корф лишь ухмыльнулся:
– У Вавилона нет хозяина.
– Вы хотели стать таковым?
– Почему нет? Но не стал я – станут другие. Я лишь подготовил их приход. О, если бы вы знали, какие хозяева грядут…
– А вы знаете?
– Предполагаю.
– И откуда же у вас сведения для подобных политических прогнозов?
Корф повел плечами.
– Так. Личные измышления.
– Что вам известно о валиках или валике с записью голоса Эдварда МакКлелана?
– Красивая легенда!
– Не эту ли запись должен был достать для вас из архивов Отто Зелковиц?
– Ну что вы! Я искал «Песни звездной лагуны». Это, знаете ли, любимая пластинка моей покойной бабушки.
Тут даже среди небольшой аудитории поднялся гул и судье вновь пришлось воззвать к порядку. Претор продолжил:
– Вальтер Корф! Расскажите суду, как и с какой целью вы создали секту, которую назвали Ложа Сераписа.
– Нужна была красивая идея. Религиозный флер всегда интереснее, чем просто политическая программа.
– Почему же именно Серапис?
– Этот бог был искусственно создан для того чтобы объединить народ древней Александрии. Мне показалось резонным использовать его для сплочения народа Нового Вавилона.
– Как же вы пришли к идее «изменить нынешнему в пользу будущего»?
– О, к этой идее я шел довольно долго.
– Суд готов вас внимательно выслушать.
16. Рассказ Вальтера Корфа
(стенографическая запись, расшифрованная и приобщенная к делу)
…Я родился не в самом Вавилоне. На Промышленном отроге, по ту сторону Транссибирского тоннеля, у моего отца был завод. Вавилонское общество он не любил… Так что до шестнадцати лет я жил в таком странном мире, что вам и не представить.
Там, на отроге жизнь совсем другая. Много русских – тех, чьим семьям принадлежали сибирские заводы и земли еще до Вавилона, много народа с Востока – из Японии, Китая, Индии. Но самое главное, там нет Верхнего и Нижнего города. Есть промышленная зона и жилая. Собственно, ничего удивительного – весь отрог размером с одну окраину Вавилона. А впрочем, для вас это не столь уж важно…
Моя мать была из российского дворянского рода. Младше отца на двадцать лет, такая юная, мечтательная барышня. «Тургеневская» – кажется, так их в шутку называли. Благодаря ей, я до пяти лет верил в ангелочков и доброго Боженьку. Да, меня крестили в православной традиции: мой отец был убежденным атеистом и ему, по большому счету, было все равно, какой блажью я переболею в детстве. Так или иначе, считал он, жизнь эту дурь из меня выбьет. И оказался прав.
Моя мать отличалась слабым здоровьем, а однажды слегла со страшной пневмонией. Она мучилась две недели, а меня к ней пустили только в самую последнюю ночь, когда поняли, что она угасает. Меня подняли с постели, привели к ней… Она меня едва узнала и только коснулась моей