и завтра, и послезавтра я буду.
– Правда, этого трупа, возможно, не будет. Но что-нибудь подберём. А теперь вы можете мне сказать, какого цвета облако?
– Ну-у… Вы знаете, оно мне показалось серебристо-оранжевым.
– Сплошь оранжевым?
– По-моему, у пяток и над головой красное. А где сердце, там кровянистое что ли?
– Хм, верно, кровянистое, – усмехнулся Бердюгин такому определению. – И что интересно: когда человек убит, над его головой и над сердцем – тёмный окрас; когда же умирает своей смертью, то все облако одного серебристо-оранжевого цвета, и в районе сердца слегка красноватое пятно. И образ, который вы видели под потолком, тоже другой, бледнее, взгляд хоть и грустный, но не столь строгий, пронизывающий. И лицо трупа узнаваемо. Видимо, по обстоятельствам смерти. – Бердюгин посмотрел на угол потолка, взгляд Феоктистова непроизвольно последовал за его взглядом. Анатолий незаметно поёжился. – И со временем мне пришла одна шальная мысль, идея… – Бердюгин, все это время расхаживал по кабинету, тут остановился и сцепил руки перед собой. – Идея, Анатолий Максимович, по-моему, не так глупа.
– Что за идея?
– Идея такая… Словом, я ради неё и посвятил вас в свою тайну… Хочу проверить её с вашей помощью, так сказать, провести опыт. Разумеется, если вы согласны?
– Так говорите. Если она не связана с нарушением закона и не влечёт каких-нибудь…
– Нет, Толя, не влечёт. Но с законом отчасти соприкасается… Но не спешите отказываться! Я вам всё сейчас объясню. – Бердюгин на несколько секунд призадумался, собираясь с мыслями. – Вам часто приходится расследовать преступления с летальными исходами. Да вот, хотя бы взять тот случай, с младенцем. Кажется, до сих пор не нашли его истязателя?
– Нет, нашли. Из Иркутска преступник, залётный, недавно освободившийся.
– Да, но время сколько потеряли. Полгода…
– Времени, действительно, прошло немало. Но что делать? Человечество ещё не изобрело ничего лучшего, что помогло бы безошибочно изобличать преступника.
– Не изобрело? Но это возможно!
– Как?.. Да покажите мне такого человека, я ему первый в ноги поклонюсь!
Бердюгин рассмеялся горячности Анатолия.
– Толя, может так статься, что вы сами себе и поклонитесь. И мне немножко.
– Не понимаю… Или вы полагаете… – Анатолий показал широко раскрытыми глазами на сейф.
– Да, Толя! Да!.. Ведь я так понимаю, что окрас облака и вид образа, то есть души – это не что иное, как возмущение против насилия. Это, по выражению Бехтерева, нервно-психологическая энергия. А энергии, как известно, свойственно передаваться. И если эта энергия целенаправленная, и душа убиенного протестует против насилия, то она будет, по-видимому, преследовать мучителя, душегуба. Ведь раз есть душа у убитого, то, естественно, существует подобная субстанция и в убийце. Следовательно, их души тоже должны каким-либо образом соприкасаться. Вот, скажем, вас обидели. Затронули вашу живую материю.