Васильевич.
– В таком случае, Анатолий Максимович, я хочу взять с вас слово.
– Слово? Какое слово?..
– А такое… Слово чести. Слово офицера. Слово на то, что вы сейчас увидите и узнаете – будите хранить в строжайшей тайне! И до тех пор, пока я вам не разрешу её открыть. – Бердюгин поднялся.
– Хорошо, Игорь Васильевич. В моём слове можете не сомневаться. Я его даю. – Феоктистов тоже встал и, едва не по-пионерски, вскинул руку, скорее в шутку, ещё недостаточно серьёзно воспринимая слова Бердюгина.
Доктор, видимо понимая его, заходил по кабинету, пускаясь в объяснения.
– Я, почему к этому так щепетильно отношусь, Анатолий Максимович? Эта моя научная разработка, ещё не во всем совершенная, требующая ряд модернизаций и испытаний. Я даже моих коллег к сему предмету не подключаю.
– А меня, почему решили посвятить?
– Вас?.. – Бердюгин приостановился и загадочно улыбнулся. – Есть «почему». Но об этом позже. Есть у меня одна мысль… – он прошёл к сейфу, к невысокому белому ящику, стоявшему в дальнем углу за стеклянным шкафом.
Бердюгин открыл его и достал один за другим два чёрных футляра: один – от бинокля, другой – продолговатый, похожий на студенческий туб, длиной сантиметров шестьдесят. Бинокль повесил на плечо, а цилиндр подал Феоктистову.
– Берите и пойдёмте. Только осторожно, не выроните.
Закрыл сейф, и направились из кабинета.
Они вошли в траурный зал, где стояла справа тумба, обитая красным, уже потёртым бархатом, – место для гробов и оплакивания усопших. Вдоль стен – ряд стульев и спаренных кресел. Прямо и слева две широкие двухстворчатые двери: секционная и холодильник. За дверью секционной был маленький коридорчик, в котором стояла кушетка, застеленная простыней. Бердюгин положил на неё футляр бинокля и закрыл за собой двери коридора на ключ.
Вернулся. Принял от Анатолия туб, положил его на кушетку. И стал по очереди раскрывать футляры. Из футляра бинокля на простыни легла одна половинка от бинокля ночного видения. Затем из тубы Бербюгин извлёк чёрный, обклеенный дерматином, цилиндр, у которого с обеих сторон были стекла и с одного конца – защёлки, крепления для монтажа. К цилиндру подведены два проводка с небольшим разъёмом.
Доктор снял с окуляра бинокля заглушку и прикрепил к нему трубу при помощи четырёх защёлок. Из футляра бинокля, из его второго отсека, достал четыре цилиндрических батарейки, стянутых синей изолентой, и положил их в карман своего халата. Собранный прибор подал Феоктистову.
Анатолий принял, с интересом и осторожностью стал осматривать его, покачивать на руках, как бы взвешивая: прибор был лёгок вопреки ожиданиям.
И молчание Бердюгина, даже какое-то торжественное, сосредоточенное, чёткость в движениях при сборке прибора, и не обычная обстановка, помещение, в котором должно произойти нечто загадочное, – всё это на Анатолия действовало возбуждающе. И в то же время заставляло подчиняться, не задавать лишних вопросов, ходить