взятом ключе, и в портмоне из крокодиловой кожи, равно как и во всех отцовских наручных часах, брелоках, каждой паре его обуви и даже в швах нижнего белья спрятаны миниатюрные передатчики, непрерывно, днем и ночью, пеленгуемые охраной. Суровые дядьки в строгих костюмах и разношенных башмаках всегда оказывали Эве скупые и не очень умелые знаки внимания, но как бы далеко ни простирались их чувства к ребенку, преданность отцу была вне конкуренции.
Отец к его чести почти тут же нашелся («Вот же выпалил, не проснувшись как следует, madre mia!») и сослался на сон, в котором добрая фея подсказала ему содержимое дочкиного карманчика.
– А разве встречаются добрые феи, которые против маленьких девочек?
– Конечно же нет, но есть феи, которые так любят маленьких девочек, что подсказывают их папам во сне, где те напроказничали. Правда, при этом заставляют пап клясться, что те не будут наказывать маленьких девочек, даже если те заслуживают порядочной взбучки.
– А я заслуживаю?
– Но я же дал фее слово?
– Прости, папочка, но мне так хотелось победить. Я, честное слово, больше никогда-никогда в жизни так не буду.
Понятное дело, никто не спешил раскрывать девчушке секреты тайного наблюдения, сделавшие бы честь самым продвинутым параноикам. И в последнюю очередь потому, что пришлось бы перед ней повиниться и рассказать, что в ее, Эвиных, личных вещах, как собственно и в одежде, и в обуви, и в аксессуарах… да и бог знает в чем еще всех без исключения домочадцев и их прислуги, такой чудо-техники тоже хоть отбавляй. Эву в ее нежном возрасте вся эта шпиономания нисколечко бы не заинтересовала, куда более интригующая история произошла с ее кошкой – та толстела, толстела, а потом неожиданно в кошачьей корзине поселились восемь маленьких и смешных котят…
Родня приняла бы весть о присмотре за ними скорее всего с пониманием, если не за заботу. Во-первых, вряд ли ожидали чего-то иного. Во-вторых, большие деньги во все времена обязывали к осторожности, а деньги у отца Эвы и в самом деле были серьезные. В-третьих, на деньги отца Эвы вся родня и жила. Так что, если кого и смутило бы «вмешательство в частную жизнь», «смущенные» громче других выражали бы благодарность. Обслуга? Та, пока ей исправно платили, ко всему относилась как к должному, то есть с пониманием, то есть безразлично.
А вот маму Эвы новость точно ошеломила бы. До такой степени, что могла бы женщина сгоряча в петлю влезть, пока не подоспели с услужливой «помощью» мужнины «псы». А может, рванула бы наутек, не имея ни единого шанса и зная об этом, но все же с надеждой… Потому что это так по-людски! Или, еще вариант: попыталась бы убедить мужа в том, что кругом завистники, враги и обман – «Да прозрей же ты наконец, жалкий слепец!» Так по-женски… Кто знает, что взбрело бы на ум поддавшейся панике женщине, а по-другому и быть не могло, прознай она вдруг, что муж, оказывается, в курсе ее… проделок? Трудно подобрать более неподходящее слово, но именно муж даже про себя в угоду обожаемой очаровательной женщине назвал весьма впечатляющую коллекцию