на фасадах постаментов и игрушками в цветочницах.
«У детей свой город», – вспомнила я и остановилась.
– Не задерживайся, скоро вечер, а вечерами в этом месте находиться нежелательно! – скомандовал Миша.
– Да, да, – согласилась я и поспешила за живым человеком.
Преодолевая препятствия в виде беспорядочно нагроможденных оград и скамеечек, я усиленно ломала голову над загадкой, которую загадал мне злой рок. Где я находилась в часовой разлуке с супругом: в беспамятстве на кладбище в окружении памятников или в реалии за его пределами в оцеплении покойников?
– И все же я находилась на кладбище! – громко произнесла я, стараясь придать своим словам уверенность. – Из-за низкого гемоглобина и хронической усталости упала в обморок и видела страшный сон! А как-же тогда фланелевый халатик и где мои повидавшие виды тряпки?
– А вот и Ромашка, – раздвинул тяжелые ветки ели Михаил.
Могила брата с потемневшей фотографией на мраморе заросла осокой и чертополохом, а потому супруг надел хлопчатобумажные перчатки и стал вырывать с корнем сорняки. А когда их ликвидировал, довольно улыбнулся.
– Пусть земля ему будет пухом, – вставая, объявил он.
– Нет! – возразила я и пожалела, что потеряла гвоздики. – Царствие ему Небесное и не дай Бог никому оказаться в Троицке!
– В Троицке? – Миша заботливо потрогал мой лоб. – Ты горишь, уходим.
Мы развернулись. Вытоптанная дорожка, которой пробрались на искомое место, исчезла, будто ее никогда и не было.
– Странно, – закусил губу супруг, а я задрожала от страха.
– Появилась, – повеселел муж, обнаружив тропинку в другом месте. – Вперед!
И снова квартал за кварталом, квартал за кварталом, – через мегаполис с физическим останками когда-то живых людей.
А вот и забор, окрашенный в ядовитый синий цвет. Скоро будет калитка! Или я снова брежу?
– Гляди-ка, – неожиданно остановился Миша, – какие древние захоронения!
– Отстань, – сквозь слезы прошептала я.
– Четыре могилы и у всех одинаковые фамилии, – присвистнул супруг.
– Какие такие фамилии? – захлюпала носом я. – Надо скорее выбираться из этого дьявольского лабиринта!
– Корнеевы, – громко прочитал Михаил. – Силантий, Леотий, Игнатий и… четвертое не читается, стерлось временем.
Я резко обернулась. На середине одного из крестов, как ни странно, сохранилась полуистлевшая фотография.
Повинуясь внутреннему порыву, я подошла к ней и пристально всмотрелась в искаженные веками черты лица. Да, несомненно, это был он, – тот самый Силыч, встретивший меня в мире, лишенном живой красоты!
*****
Выбрались на свободу мы тогда быстро. Какая-то сила будто вытолкнула нас наружу. Меня тошнило, я размазывала слезы по лицу, но была по-настоящему счастлива. Ибо все поняла.
«Лексус» терпеливо ждал хозяев. Я плюхнулась в салон и разрыдалась.
– Странная