отец вдруг сказал Мишке:
– Ну, где там твой трофей? Давай показывай! Посмотрим, что это за зверь?
«Зверь» был весь мокрый, его глаза, подёрнутые голубой плёнкой, были чуть приоткрыты, и он ими пока ещё ничего не видел. Тыкаясь мордочкой в пространство, он пытался издавать угрожающие звуки, что выглядело нелепо и смешно.
– Да, зверюга! – сказал отец. – Ну-ка расскажи, как ты его спёр у старшины?
Мишка, раскрыв рот, смотрел на отца, не сразу поняв, что и тому уже всё рассказал Гуль. Он пытался что-то выдавить из себя в своё оправдание, но отец вновь перебил его:
– Ладно, пусть остаётся. Но если он будет гадить, то я его утоплю. Понял?
Мишка молча закивал головой, прижимая к себе щенка. А тот, изловчившись, лизнул его в нос и тихо заскулил.
Тут же мама достала заготовленную заранее бутылочку с соской, и они с Мишкой начали приучать щенка сосать из соски. Это не сразу, но получилось, потому что, как говорит пословица: «Голод не тётка ….».
Брат Валька равнодушно отнёсся к новому члену семьи, не забыв сказать Мишке, что не потерпит щенка под свой раскладушкой.
Так неожиданно легко разрешилась эта сложнейшая для Мишки задачка.
Старшина выполнил своё обещание и ещё не раз приносил сгущёнку. Более того. Он уговорил командира заставы, где с концертом выступили жители посёлка, а Мишка спел песню «Мы шли под грохот канонады», наградить его тремя банками сухого молока.
Глава II
В семь лет, перед школой, Мишка начал заикаться. Он был испуган увиденной на улице страшной пьяной дракой местных мужиков с пароходскими.
Ночью ему приснился сон, что он бежит по огромным, высоченным пустым залам и, открывая такие же огромные двери, никого, нигде не может найти.
Он кричит, но никто не отзывается на его крик. Он всё бежит и бежит, и страх наполняет его бешено бьющееся сердечко, маленькую и беззащитную душу.
Просыпался в поту, а когда засыпал, всё повторялось вновь и вновь.
Этот сон периодически снился ему ещё много лет. И он всегда просыпался испуганный и мокрый от пота.
После долгого молчания Мишка заговорил, но стал заикаться. Когда же он начинал что-то увлечённо рассказывать, то заикания было почти незаметно. Когда волновался, то с трудом мог сказать слово.
Родители обращались к врачу, однако получили ответ, что заикание не лечится. Мать упорно искала пути лечения и неожиданно нашла поддержку в лице учителя Мишкиного первого класса Тамары Ивановны Колохмановой.
Откуда этой восемнадцатилетней девчушке, выпускнице Анадырского педагогического училища, было известно, что заикание лечится… пением? Но они с матерью решили, что Мишке надо всё петь. И на уроках в школе, и дома, когда он что-нибудь рассказывал, и на улице. Петь, петь и петь.
Сначала Мишке было неудобно и стыдно петь в классе потому, что это вызывало у детей смех. Однако учительница стала наказывать смешливых, и со временем класс привык, что если вызывают к доске Мишку