его не дам!»
Дома, внимательно рассмотрев нанесённые Мишке ранения, он увидел, что у того были порваны уши и вырван клок шерсти из бочины. «По такой драке легко отделался», – подумал Минька. И только тут увидел, что штанина на его правой ноге разодрана аж до пояса. Это кто-то из псов рванул всё-таки и его.
Вечером Пананто зашёл к родителям в гости и там за чашкой чая, рассказывая им об успехах собаки, как бы вроде и не Миньке вдруг сказал: «Если хочешь, чтобы у тебя была хорошая ездовая собака, надо, чтобы она всему научилась, в том числе и собачьей подлости, хитрости и вероломству. Других вариантов, кроме как всё это испытать на себе, нет».
Утром сосед как ни в чём не бывало стал собирать упряжку, прихватил стоящего рядом Мишку и вновь поставил его на место вожака. Минька не успел выскочить на улицу, как нарты унеслись за посёлок. Он хотел побежать за ними, но мать сунула ему в руки портфель и приказала не «валять дурака», а идти в школу.
В классе он сидел как на иголках, постоянно пытаясь в замёрзшее окно рассмотреть, что делается на улице, и, может быть, увидеть упряжку.
Дома его поджидал Мишка, весело махавший своим толстым хвостом. По его довольному виду было понятно, что сегодня его никто не обидел. Более того, Пананто рассказал, что, как только нарта остановилась, Мишка сам набросился на старого вожака и дал ему такой сдачи, что тот завизжал. Это у собак знак того, что они подчиняются. «Хороший пёс! Отличный из него выйдет вожак!», – уже в который раз сказал Пананто. И на Минькином лице расползлась счастливая улыбка.
Глава IV
В декабре отец выезжал в тундру на просчёт оленей. На этот раз командировка была непродолжительная, так как выезжал он недалеко, в посёлок Алькатваам. На этот раз каюром у него был Пананто и они, по согласованию с Минькой, поставили в нарту Мишку.
Вернувшийся из тундры пёс выглядел совсем по-другому. Он стал более сдержан, его мышцы затвердели, он похудел, хотя из-за длинной шерсти этого не было видно. Минька крутился вокруг него, подсовывал ему сохранённые кости и всё время старался погладить. В ответ Мишка лизнул его в нос, как бы говоря, что не забыл своего друга.
Отец рассказывал, что Мишка работал хорошо. Дважды ставился на место вожака и обратил на себя внимание оленеводов. Уже потом, позже и совершенно случайно, Минька услышал, как отец рассказывал друзьям, что Мишка дрался с пойманным оленеводами волком и с трудом, но задавил его.
Утром Минька ощупал всего Мишку и с горечью обнаружил несколько свежих шрамов на шее и животе собаки. Он посмотрел в его глаза и вдруг чмокнул в нос. В ответ Мишка лизнул его и положил голову на колени мальчишки.
Наступил апрель, Мишке исполнился год. Он стал огромным псом, знавшим себе цену. Подчинялся он только Миньке и, когда его брали в упряжку, Пананто. Всех же остальных людей он просто не замечал. Считался он с Минькиной матерью, но лишь потому, что она его кормила.