зале. Он выглядел сильным и гибким, что выгодно отличало его от нескладного Германа и вызывало некоторые смутные и постыдные девичьи фантазии. Когда ее только познакомили с Геной, ей сразу показалось, что с его стороны присутствует некоторый повышенный интерес к ней. Она ему определенно нравилась как женщина, и ей это, разумеется, льстило. Гена всегда оставался корректен, но нарочито предупредителен и вежлив, причем всегда, когда Герман не мог этого видеть. Потом Таня узнала, что он бабник, отчего от него и ушла жена. Возможно, это были только сплетни, поскольку она никогда не видела ни одной девушки в его доме, а фотографий он не размещал даже в социальных сетях.
– Как твои продажи, Ген? – задал Герман давно интересовавший его вопрос, когда они уже устроились за трапезой. – Автомобильный рынок валится, рекламы, я наблюдаю, в телевизоре все меньше и меньше.
– Тяжело, сокращаемся, – Иванов разочарованно отвел шампур от губ. Ему не нравились тривиальные разговоры в духе «как дела», он жаждал баталий на вечные темы. – Производители экономят на всем, считают каждую копейку, рассматривают рейтинги под микроскопом. Сами проводят свои исследования, сами разрабатывают рекламные кампании. Поувольняли прикормленных менеджеров, набрали пугливых детей. Кавардак полный. Рекламный рынок здорово просел. Плюс мы же международное агентство, немцы начинают вникать в нашу специфику и бухгалтерию. Разобраться, само собой, не могут и вводят новые отчеты. Никто толком не знает, что делать. СМИ зажимают суперкомы, брыкаются, – он сделал длинный глоток пива. – Тяжело. Хорошо, я успел тогда квартиру купить! За два года собрал деньги. Представляешь? Вот времена были! Теперь такого больше не будет. Будем пробовать работать по-честному. Неблагодарное это дело – в России работать по-честному. Ты-то как? Шпионов на тебя хватило? Чем занимаешься в ФСБ? Засекретился полностью?
– Ну, есть такое, – Герман всю дорогу настраивался удержаться от сильнейшего соблазна все рассказать другу, но после таких вопросов понял, что точно ничего не скажет. – Платят хорошо, но говорить о работе не велят, извини. Я подписку давал, огромную по объему и ужасную по содержанию.
– Что, даже мне не велят рассказать? Ксиву-то можно посмотреть?
– Удостоверение? Конечно, потом покажу, напомни только. Одно могу сказать: это не наркотики, не оружие, не торговля живым товаром или охлажденными человеческими органами. Работа спокойная, тихая, по профилю, но ответственная.
Гена кивнул, прожевывая мясо. Его маленькие, насмешливые голубые глаза заискрились внутренним ликованием от обретенной темы, но говорил он с серьезным видом.
– Герман ибн Сергеевич, а у тебя в семье были пострадавшие от этой структуры? КГБ – НКВД – ОГПУ. Репрессированные? – он взял паузу и пытливо посмотрел на друга. – Нет? А у меня, представь себе, были. По материнской линии крестьяне сгинули где-то в вечной мерзлоте