попавшего в изучаемую среду. Как оно там, в зазеркалье? Внутри Левиафан такой же страшный, как снаружи? Думал, ты – его часть, необходимая клеточка его организма, а ты, похоже, раковая клеточка, роковая, которую этот стальной организм может и отторгнуть. Хотел понять, но, похоже, ты и сам ничего не знаешь. Ради бога, только не обижайся. Если говорить о совести и прочем, то и я небезупречен. Спроси меня – «Геночка, друг мой кристально чистый, а как ты смог заработать на квартиру за два года?» И я отвечу – не для протокола, конечно. Я получал суперкомиссию с суперкомиссии. Времена были жирные, как я уже говорил, народ денег не считал, и расходование рекламных бюджетов представительствами, как правило, целиком отдавалось агентствам на определенных, взаимовыгодных условиях. А уж мы!.. И так везде.
– Это мне понятно. Хорошо, что сейчас гайки позакручивали.
– Да бог с ними, с гайками. Гера, дело не в этом. Гайки, болты, шарниры, рессоры, карбюратор – это элементы механизмов внешних конструкций. Внутри-то что? Идеологически. Вопрос в эластичности правосознания всех без исключения наших граждан. Сверху донизу и вбок. Это факт, и неизвестно еще, кстати, хорошо это или плохо. Дело даже не в правосознании, а в базисных, основных принципах человека. Есть они у наших соотечественников или вообще у человечества? Вот у тебя есть принципы, ради которых ты можешь пожертвовать чем-то важным? Или есть что-то важное, во имя чего ты готов пожертвовать принципами? Как ты относишься к воровству, например? В широком смысле.
Герман не задумываясь ответил:
– Плохо отношусь. Сам не ворую и не буду никогда. Я не святой, но стараюсь жить по заповедям – по крайней мере, по тем, которые знаю.
– То есть «не укради»?
– Точно так.
– А если, предположим, надо спасти любимого человека? Его жизнь или здоровье – и нужны деньги. Срочно и много денег. Столько, сколько у тебя нет, и взять их негде. И в то же время они вот – плохо лежат. Представь себе такую ситуацию. Гипотетически.
– И мне за это ничего не будет, естественно.
– Ничего, хотя это не принципиально.
– И если я не украду, то любимый дорогой человек обязательно умрет? – догадался Герман.
– Обязательно, причем на твоих руках, в страшных мучениях, извергая проклятия и все, что положено в таких случаях.
Они замолчали. Гена долил пива и посмотрел на Таню так, словно это ее судьба должна была сейчас решиться. Вопрос словно сам собой переходил из абстракции в реальность, и Таня с интересом смотрела за страданиями любимого мужа.
– Я бы украла! – неожиданно для всех и для себя решительно выдала она. Мужчины резко обернулись к ней. – Пусть меня посадят! Я готова пострадать ради Геры.
Она действительно готова, и никакие заповеди не смогут ее остановить. Уверенность в своей правоте и в красоте своего самоотверженного поступка светились в ее