предсказуемо. Я слышу, как дрожит его голос. Боится, что брошу трубку.
– Мне нужна помощь. Сегодня. Список я уже составила. Достанешь по одной штуке, или по две, больше не нужно. Когда купишь, можешь вечером приехать ко мне.
– Венерочка, деточка, мне сложно это делать уже.
Отказывается, боится. Я молчу. Выдерживать паузы я умею лучше других. Я же дипломированный психолог, с практикой и с характером. Ни один пациент не остался недоволен моей терапией.
– Венерочка, а можно я сегодня приеду? – он сдается первым. Он слишком жалок. Я не испытываю к нему ненависти.
– Паша, разговор за уговор. Купишь, приедешь ко мне и все привезешь. Будет завтра, приедешь завтра, послезавтра так послезавтра.
– Хорошо, родная, присылай список.
– Как сестра?
– Уже лучше. Голова в порядке почти.
Я кладу трубку.
Нужно ужин подогреть, сейчас Паша явится. Уверена, он приедет не завтра, а именно сегодня. Не сможет упустить такой случай, слишком давно мы с ним не виделись.
– Девочка, Венерочка, – послышалось в прихожей ровно через час. Паша открыл дверь своими ключами. Так и есть, я не ошиблась.
– Проходи, мой хороший! Как мама?
***
Моя сестра инвалид второй группы. Когда ей было шесть, она получила травму головы. Каталась на металлических качелях, которые стояли тогда во всех дворах, и с них упала. В этот момент ее кто-то позвал, и она подняла голову, а качели, которые летели сверху, со всего маху ударили ее по голове. Было столько кровищи! На эту лужу сбегались посмотреть все дети нашего двора. Это мне рассказали соседи. Я не видела, как это случилось.
Я тогда часто мечтала, что с ней произойдет что-нибудь плохое, например, украдут или она просто потеряется. Или окажется, что она нам не родная, и настоящие родители заберут ее к себе. И я снова останусь единственной дочерью.
Но она просто упала с качелей. С тех пор ее домашнее прозвище в нашей семье – Голова. Сестра перенесла тяжелую операцию, ей в череп вставили металлическую пластину. Мать боялась за нее, и чуть что напоминала ей: Голова! Голову трогать было нельзя. Иногда она падала в обморок, или у нее случались затяжные головные боли. Режим школы и жизни был у нее щадящий, а у меня усиленный – за двоих. «Голова?»: так спрашивали ее родители, а потом и я, имея в виду вопрос о целостности ее черепной коробки. «Голова!»: так звали ее мы. «Наша головешка бедная!»: так умилялась ей мать. «Мама, голова!»: так возмущалась сестра, когда мама ее сильно обнимала. Или вот так: «Ну, мама, голова!», говорила она укоризненно, когда ее просили сделать что-то по дому.
Одна сплошная голова. Как мне надоела эта голова!
Несколько лет я была домработницей и прислугой для Головы! Как будто меня продали в рабство. Иногда мне хотелось дать ей лекарство повышенной дозировки, или ударить по ненавистной башке! Чтобы покончить с ней одним махом! Вечером я выходила во двор, и, убедившись, что никто не видит, пинала железные