кровати. Паланг. Иначе и назвать сложно. Вся комната ушла под нее. Странные все ж у индийцев привычки меблировать жилища.
Я взяла свой серый Нокиа и осмотрела как прыгают рекламы подключиться к Аиртэлу, Хатчу. Билайн остался много километров позади. И пока мне даже не имеет смысла заряжать свой мобильник. Я лишь поглядываю на часы. В Москве сейчас десять утра. Тут на полтора часа позже. Какие-то облака в небе распределили часовые пояса. Где прошла эта граница? Наверно никто не сможет точно указать. Летишь еще там, но уже в другом времени оказываешься. И это ли не чудеса природы?
Пришел их друг. Голос приятный, хоть и сипловатый. У них здесь у многих такой минус. Хотя, может, это и не минус, а характерная особенность.
Снова вошел Пунит и позвал меня в зал – комната, где спали родители, где стоял телевизор и по вечерам собиралась семья.
– Идем, познакомишься с нашим другом. Он с нами поедет гулять. Машину поведет.
Я удивилась: почему сами не могли поехать. Неужели прав нет? Ашвани же вел машину, когда везли меня из аэроорта.
Только на второй день я прошла в глубь квартиры и оказалось, что это не коммуналка. А помимо комнаты, где спали мы с Мини, еще три смежных с выходом на балкон к дороге.
На черном кожаном провалившемся диване, какие ходили в моде в советские времена и повыкидывались из политбюро в перестроечные (один, видать, и подобрали Ароры), сидел крепкий среднего роста парень с короткой стрижкой. Эдакий спортсмен-атлет. В черной майке с надписью «Адидас», голубых джинсах «Леви» и высоких кроссовках «Найк». Как будто в Спормастере оделся. На руке широкие часы. Не видать только, что за марка. Сказала бы «Чайка», но ведь я в Индии – тут другие бренды. Другое запястье перевязано красной шерстяной нитью, как у Пунита. Либо религиозные оба, либо их преподаватели на День учителя повязали. С такими же браслетами лазили в культурном центре на Воронцовом поле полсотни студентов таблистов, йогистов и катхаковцев.
– Хай! – привстал радостный парень и протянул мне широкую, даже круглую ладонь. – Амит.
Его узковатые, словно прищуренные глазки лукаво поигрывали. Широкие скулы и четко очерченный подбородок говорили о волевом характере и решимости. Красивым не назовешь, но в нем много мужественности и открытости. Хотя открытость эта не полная. Скорее дружелюбие, которое исходило от его широкой улыбки и прямо поставленной головы шло от воспитания, нежели от рождения. Природа одарила его светлым умом и хитростью. Было в манере держаться и лице неуловимое, но сходное с Хаджой Нассреддином. Во всяком случае, это мое первое впечатление.
– Привет, – мы пожали тепло ладони и сели напротив: он на советский бюрократический диван, в котором сразу утонул, я-на паланг, застиланный покрывалом цвета марса.
Начались расспросы и объяснения. Откуда я. Как познакомились с Пунитом и где. Чем я занимаюсь в России. Довольствовалась ответом, что изучаю психологию пока. Для этого освоила из словаря даже перевод дисциплины: «мановигьян».