ываться таковым?
Ведь, согласитесь, совершенно не обязательно быть великим полководцем, отважным солдатом, закаленным в многочисленных боях, или грандиозным стратегом, чтобы заслужить почетное звание героя за то или иное решение и действие.
Среди всего Советского народа, в одночасье вставшего на защиту Родины, многие были далеки от воинской службы, и многие из них совершили подвиги, достойные звания героя, но так никогда и не получившие ни признания, ни наград.
Я предусмотрительно не заостряю внимания на национальностях. Это был единый народ, сражавшийся за родных и близких, за будущих потомков, «не щадя живота своего».
Они сражались с вероломным, кровожадным и бессердечным оккупантом за свою землю, за Родину, за тех, кого любили и кем дорожили. Прижимаясь плечом к плечу, спиной к спине, на злобу врага, они проживали каждый новый день будь то в тылах, на полях сражений или на оккупированных этим самым врагом землях.
В предоставленных вашему вниманию произведениях, я не навязываю собственного мнения и специально оставляю выбор за вами. По прочтению того или иного произведения, каждый в праве выбрать своего собственного героя – «Героя Войны».
Как и многие авторы, избравшие сюжеты данного жанра, я лишь хочу, чтобы с помощью моих произведений память о годах Великой Отечественной Войны и о бесстрашных подвигах нашего народа осталась в сердцах и памяти поколений.
С низким поклоном перед предками и с уважением к современникам,
Жан Гросс-Толстиков
Der Held
Лето, 1942
Сквозь решетчатое окно безмятежно струился солнечный свет, игриво мерцая витающей в воздухе пылью. Хмурый особист НКВД сидел за массивным столом. Капитан Мочков не сводил пристального взгляда с пленного оберлейтенанта-танкиста, сидящего на шатком табурете посреди комнаты допросов. Слева от капитана, прислонившись к обшарпанной стене, молчаливо переминался с ноги на ногу лейтенант Позняков, официально задействованный начштабом в качестве переводчика.
То ли от летнего зноя и духоты полуподвального помещения, то ли из-за мыслей о жене и дочери, накануне приславших письмо, но в это утро капитан Особого отдела НКВД никак не мог собраться и начать допрос.
Собственно говоря, и допрашивать пленного было совершенно не о чем. Данные о положении войск противника были получены еще накануне. Танк оберштурмфюрера Ганса Крауса был подбит партизанским отрядом при случайной встрече на подъезде к соседней деревне. Весь экипаж уничтожен в перестрелке. Раненный немецкий офицер захвачен в плен и теперь сидел перед капитаном Мочковым с завидным спокойствием, будто находился не на допросе у противника, а в гостях у старых добрых друзей. Единственное, что омрачало лицо немецкого офицера кривыми гримасами, это ноющая боль в плече, кровоточащем под грубой перевязью.
– Ты мне вот что расскажи, – наконец нарушил затянувшуюся паузу особист.
Заскучавший в ожидании лейтенант Позняков встрепенулся и торопливо перевел слова Мочкова фашисту. Немец вопросительно поднял глаза на советского капитана.
– Мы тут записную книжку у тебя нашли… Этот… как его? Дневник! – продолжил Мочков, достав из-под лежащей на столе фуражки небольшую записную книжку в добротном кожаном переплете и с вмонтированным в нее фашистским орлом. – Складно пишешь, немчура. Небось мемуары о своих похождениях по нашей земле хотел издать?
– Memoiren, – не дождавшись перевода и выдернув единственное слово из всего вышесказанного капитаном, Ганс утвердительно закивал головой и криво улыбнулся.
– А вот хрен тебе, а не мемуары! – огрызнулся особист.
– ?! – оберлейтенант вопросительно приподнял брови и взглянул на переводчика.
Позняков едва открыл рот, мысленно ища близкие по смыслу слова, как Мочков махнул на него рукой, мол, не надо этого переводить. Лейтенант послушно закрыл рот, не проронив ни слова.
– Меня из всей твоей писанины вот что заинтересовало, – постукивая пальцем по кожаному переплету немецкого дневника, сказал капитан. – Что это за история такая с вами зимой этого года приключилась? Как тут понимать, что вы… фашисты… похоронили советского солдата?
Лейтенант Позняков старательно перевел сказанное. Ганс громко хмыкнул и нагло оскалился широкой улыбкой.
– Und Sie wissen immer noch nicht alles über deinen held? – вопросом на вопрос ответил пленный танкист.
– Товарищ капитан, – смущенно произнес переводчик. – Похоже, что его удивляет тот факт… Что мы до сих пор ничего не знали об этом… с его же слов, герое.
– О каком герое? – переспросил Мочков.
– О солдате, принявшем бой против фашистов… Согласно записям в дневнике Крауса, – пояснил Позняков. – Этот фашист называет советского солдата героем. И мне кажется, товарищ капитан, он не насмехается, а, наоборот, абсолютно серьезен в своих словах.
– Когда кажется, креститься надо! – огрызнулся