руками, надеясь перевернуться. Спустя несколько попыток он решил оставить эту затею – больше нет нужны задумываться о полах и потолке. Разве это не настоящая свобода?
Молчанов перемещался по кораблю, цепляясь за специальные поручни или за любой попавшийся закрепленный предмет. Это напомнило ему занятия по подводному плаванию в детстве, когда он нагруженный двумя баллонами с воздухом, собирал на дне глубокого бассейна пластиковые номерки из гардероба.
Хотя Молчанов и изучил план станции на зубок ему не сразу удалось сориентироваться. Модули станции соединялись друг с другом через переходы, бывали и такие, которые соединяли сразу по четыре модуля. На развилке можно было окончательно запутаться, так как модули казались абсолютно одинаковыми. Молчанов решил, что причиной могла стать головная боль или нервное перенапряжение. Как оказалось, тут он не был одинок. Нака тоже заплутала. Покровский выступил в роли экскурсовода. Казалось, он знает о станции больше чем сетевая библиотека.
– Мой отец был в третьем экипаже. Вот его предполетное фото, – он протянул, изъеденную полосами фотографию.
Нака аккуратно взяла в руки фотокарточку, будто та была сожженной бумагой, готовой рассыпаться в прах.
– Похожи? – спросил Покровский.
Она растерянно взглянула на Покровского, потом на фотографию.
– Очень похожи, – сказала она и улыбнулась неуверенно.
Покровский искоса поглядел на нее.
– А который из них мой папа? – с азартом спросил он.
Нака указала пальцем на мужчину крайнего справа. Наверное, она выбрала его из – за сходства в форме подбородка, напоминающего английскую букву «W» с глубокой ямкой в центре.
Покровский элегантно улыбнулся, подмигнул Наке и улетел.
– Я не угадала?
Молчанов пожал плечами.
Поврежденную обшивку давно заменили, однако нотки гари сохранялись повсеместно, и казалось пропитали даже металл. Станция выглядела так, будто ее бросили в один момент, как если бы в обжитом годами доме внезапно исчезли хозяева. На стенах висели старые компьютеры с плоскими экранами. У отца Молчанова был такой. Кажется, их называли ноутбуками. На липучках к стенам крепились отвертки, планшеты с изношенной от времени бумагой, фотографии, предметы одежды, мотки проводов, фонарики, объективы к фотоаппаратам. На некоторых вещах остались следы оплавления.
Несмотря на историческую ценность многих предметов, любой лишний килограмм – это дополнительная энергия на разгон, поэтому приказ командира Скотта Стивенсона звучал беспощадно: «Избавиться от всего лишнего». Молчанову пришлось вручную демонтировать львиную долю приборов в лаборатории. Он искалечил руки в кровь пока откручивал проржавевшие болты. От повышенной влажности во время консервации станции, большинство приборов, о работе с которыми он мог только мечтать, как ни печально, вышли из строя. Когда уборка была закончена лаборатория напоминала новенький салон автобуса, в который