лестницу, опускающуюся с другой стороны сада в широкий двор, со всех сторон окруженный витой оградой.
Только не лестница и не ограда приковали мой взгляд.
Виверны!
Теперь и мне захотелось ахнуть, но я только прижала ладонь к губам и едва слышно выдохнула через ноздри.
Два огромных ящера с массивными лапами тянули вверх змеиные шеи. Чудовища, переминаясь, нешироко раскрывали рты, стянутые уздой, пытались перекусить удила, и я видела, как поблескивают в пастях игольчатые зубы – такими запросто можно перекусить запястье. На всякий случай я спрятала руки за спиной. Кожистые крылья были сложены вдоль хребта и перетянуты ремнями. Пытаясь освободиться, виверны дергали ими и в ярости взбивали гравий тугими, свернутыми кольцами хвостами. От чудовищ несло тяжелым звериным духом, солнце жарило с высоты, постепенно опускаясь к западу, и чешуя виверн отливала то в медь, то в золото. Одна из них вытянула шею, приоткрыла пасть и издала тоскливый, скрежещущий вой. Я прижала ладони к ушам и вот теперь поняла окончательно, что это не сон.
Не сон, не сон!
Мне стало душно, в глазах замельтешили темные мушки. Я махнула рукой перед лицом и задела как из-под земли вынырнувшего Якоба. Он осклабился и, улучив момент, щипнул меня за шею:
– Попалась!
Фрау Кёне тут же обернулась через плечо и нахмурилась:
– Якоб, дорогой. Вот и вы наконец. Выразите почтение его сиятельству и распорядитесь насчет виверн.
– Как скажете, матушка, – с готовностью ответил мерзавец, нахально подмигнул мне и причмокнул губами, изображая поцелуй.
Я брезгливо покривилась и отступила. Фрау Кёне сжала мой локоть и зашипела сквозь растянутые в улыбке губы:
– Не дергайтесь, молодая кобылка. Вспомните о приличиях.
Я оглянулась, отчаянно ища лазейку. Но путь к отступлению перекрывал дворецкий, справа меня держала фрау Кёне, слева – Жюли. А впереди ревели и мотали змеиными башками чудовища. Ничуть не пугаясь, Якоб бежал к ним, на ходу разматывая хлыст. Кто-то оглушительно, по-разбойничьи свистнул, и одна из виверн как по команде склонилась к земле. На спине у нее, между шеей и основанием крыльев, оказалось приторочено седло. Сидящий в нем человек привстал на стременах, снова залихватски свистнул, завертел хлыстом, взбивая гравий под лапами чудовища, и, лихо перемахнув через седло, спрыгнул на дорожку. Подоспевший Якоб поклонился, прижимая ладони к груди, и заголосил:
– Мое почтение, ваше сиятельство! Это честь, большая честь видеть вас…
– Довольно, – перебил холодный и властный голос. – Виверн в стойло. Не кормить, они хорошо поохотились на маралов. Мне бокал вина, моему адъютанту воды. Да пошевеливайся.
Рукояткой кнута мужчина хлопнул Якоба по щеке. Хозяйский сынок вздрогнул, пролепетал:
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – и принялся ловить поводья.
Я замерла, как завороженная глядя на приближавшегося мужчину в белоснежном военном мундире.
Это был он, человек с портрета. Генерал из Фессалии и мой жених.
Он шел расслабленно,